ССОРА

"В глубокой нише, из которой тянуло ледяным холодом, кто-то застонал и загремел цепями.
- "Вы это прекратите, - строго сказал я, - что еще за мистика! Как не стыдно!" В нише затихли".

А. и Б. Стругацкие "Понедельник начинается в субботу".

"Терпеть не могу домовых и прочую нечисть".

Я проснулся от того, что яркий солнечный луч бил мне прямо в левое веко и оно уже потихоньку начинало дымиться. Я перевалился на правый бок и солнечный зайчик охотно перескочил на подушку. Осторожно приподнял ресницы; моему затуманенному взгляду открылась неприглядная картина: пол, покрыта пылью, деситипалыми следами и мусором, далее шел богато сервированный пустыми бутылками, грязной посудой и прочим живописным натюрмортом стол.

- Кто это оставил такие следки? - вяло подумал я. - Надо бы встать, и следики эти ликвидировать, да и все остальное тоже.

- Давно пора, молодой человек! - услышал я вдруг чей-то надтреснутый голос. Голос был явно незнакомый и я подумал, что пришли из домоуправления. Соседи во время вчерашнего застолья грозились карами оттуда, а после того как мы остались глухи и еще прибавили звук у магнитофона, пообещали пригласить участкового.

- Какая наглость, лезть в чужую квартиру, - вскипел я, поворачивая голову к двери - и не закончил фразы. Комната была пуста. Никого, то есть у двери стоял польский шифоньер, но говорить он, естественно не мог. Потом до меня дошло, что это я подумал про себя, а не сказал вслух и мне стало совсем плохо.

Между тем чей-то голос сказал: "Стоило мне отлучиться на недельку, как здесь все пошло шиворот-навыворот. И с чего бы это вам, молодой человек, с женой ссориться. Да так, что она и дочку с собой забрала и к маме своей переехала?".

Сердце у меня екнуло и стремительно ринулось вниз к животу.

- Кто... Кто это говорит? - хрипло спросил я, несколько раз судорожно глотая.

- Кто, кто, - ворчливо проговорили где-то рядов с моей головой. - Ну я это, Дормидонт, что с энтого-то легче стало?

Что-то смутно знакомое зашевелилось в лениво дремлющей памяти и сразу же стихло.

- А кто вы такой? - спросил я еще осторожным голосом, - и почему я вас не вижу? Где вы?

- Значит не вспомнили меня, Виктор Петрович? - голос переместился куда-то к столу и тут же пустая бутылка с ядовито-зеленой наклейкой сама собой зашевелилась. Меня опять продрал озноб.

- Какую, простите за выражение, дрянь вы пьете! - брезгливо произнес голос. - Вот помню дедушка ваш, покойник, хоть и грешен был, царство ему небесное, любил, любил иногда приложиться к ядреной, но не в стельку же, прости господи, да и пил-то домашние наливочки, вишневочку да малиновку, а водочку лишь в праздники больше - на Пасху, аль Спаса.

- У меня талоны давно кончились, машинально оправдался я и покраснел. Вот глупость, сам с собой беседую или еще видения пошли, в таком состоянии, говорят, уже чертиков начинает считать.

Я скосил глаза на верхушку этого польского рыдвана, где было всегдашнее любимое место этих моих, возможно, рогатых и хвостатых спутников, описанное во многих романах, но там, к счастью, было пусто. Но тут опять задребезжал голос и от того, что он сказал, меня снова пробил озноб.

- Чертики - это что! Вот ваш родственник, вы его не знали, тоже этим делом баловался, так ему такое мерещилось! Тьфу, тьфу!

Бутылка с веселым звоном кувыркнулась со стола и с грохотом покатилась в угол.

- Вот что, милейший Виктор Петрович. Хватит вам валяться, петух уже трижды по трижды прокукарекал, пора и за дела браться. Перво-наперво вы этот хлев почистите, полы помойте, всю эту мерзость стеклянную в магазин сдайте. Потом побрейтесь и отправляйтесь к жене мириться.

- Так, - протянул я зловеще, откинул одеяло и спустил ноги вниз с койки. От резкого движения голова моя закружилась, внутри что-то неприятно перевернулось, в ушах моих поплыл этакий малиновый звон, но это быстро кончилось; прохладный линолеум приятно холодил босые ноги и я постепенно наливался враждебно-атакующей энергией.

- Так, - зловеще повторил я, - это значит за меня все решили. - И что я должен сделать и что не должен! Какого черта вы здесь распоряжаетесь в моем доме! И вообще, кто вы такой и как сюда попали? Вас что, Ирка прислала?

- Вы прямо следователь, Виктор Петрович, - хихикнул голос, - придется мне представиться, хотя вы меня знаете. А ведь обо мне бабушка много раз в детстве рассказывала. Неужели забыли? Правда, учитывая ваше теперешнее состояние и ослабленную алкоголем память...

- Вы эти ваши намеки бросьте, - сказал я, прыгая на одной ноге и натягивая джинсы, - сейчас мы в милиции разберемся, кто вы такой: гипнотизер-фокусник или просто ворюга-форточник. Как вы попали в квартиру, а?

Я по-прежнему никого не видел, а голос дребезжал где-то под ухом и продолжал нагло выхватывать у меня из головы мои мысли; одновременно с этим я пытался вспомнить - знакомое было имя, знакомое. В голове вертелись неизвестные двоюродные дяди из Саратова, незаконнорожденные братья, мечтание прижать меня к своей груди и прочие укрывающиеся от алиментов родственники. В конце концов забрезжило какое-то воспоминание, настолько невероятное и нереальное, но зато очень хорошо все объясняющее.

- Послушайте, неужели вы действительно тот самый... - начал я неуверенным голосом.

- Ну наконец-то, - возликовал голос, - очень приятно представиться еще раз - Дормидонт, домовой.

И я поверил, сразу поверил, хотя это было глупо, по-детски и совсем не современно, и дребезжащий голос уже рассказывал историю своего поселения в этом доме: о том как он, Дормидонт, долго не мог обжиться в городе, куда приехал вместе с моим дедом, и что городские домовые не то что деревенские (все они снобы и зазнайки), что он тоскует "по коровкам и лошадкам", и что он, Дормидонт, если бы не решение совета домовых, в жисть бы не поехал в город, и что пока у нас все было мирно и ладком, решил он, Дормидонт, погостить в родной деревне, а мы возьми да и поругайся. И о том, что домовой есьмь хранитель семьи и домашнего очага и обязан блюсти семейное спокойствие; посоветовал мне почитать русские народные сказки, английские баллады, и скандинавские саги, где я узнаю, что за добрейшие существа домовые, и никакие тролли и гоблины им в подметки не годятся (приезжал тут к нам один, по обмену опытом, такой надо вам сказать ферт! А норову-то, норову!).

Я слушал его излияния и философски размышлял. Ничего не поделаешь, домовой - это надолго и, возможно, навсегда, на вся жизнь, не выводить же его святой водой, как таракана.

- А где вы живете? - спросил я Дормидонта, - если не секрет, конечно.

- Да бог с вами, Виктор Петрович, - засмущался голос, - какой там секрет! Вот в той кладовочке, где у вас варенье стоит, я и помещаюсь, запах там как в лесу: малиной пахнет, лесом.

- Хочу на вас посмотреть, Дормидонт Апоксилеевич, никогда домового не видел, да и не удобно как-то с пустым местом разговаривать.

Дормидонт замялся, потом стал ссылаться на какой-то неписаный домовый (он именно его так и назвал) кодекс, что дескать мол им не рекомендуется показываться перед хозяевами, дабы их не травмировать, но в конце концов я его уломал; в комнате пахнуло ветром и прямо передо мной материализовался в кресло сухонький, какой-то невесомый старичок в ветхом коричневом костюмчике моды 50-х годов, с бесцветными хитрыми газами, длинным носом и торчащим вперед гладко выскобленным подбородком. Над головой домового реяло белым парашютом облако пуха; казалось, дунет ветер - и шевелюру Дормидонта сдует с головы мановением ока.

- Небось костюмчик-то бостоновый? - поинтересовался я, немного разочарованный вполне бытовым видом домового.

- А то как же, - гордо сказал Дормидонт и стряхнул соринку с плеча, - тридцать лет - а все как новый. Но наш разговор, Виктор Петрович, ушел в сторону, не упрямьтесь, послушайте доброго совета - вам надо немедленно увидеться с женой и помириться!

- Никогда, - вскипел я, - вы знаете, что она мне сказала? Кем она меня назвала?

- А вы ей что сказали? - немедленно отозвался ехидный поповой.

- За ее... Да за ее слова... Ей не только...

- У вас милейшая жена, - Дормидонт успокаивающе похлопал меня по колену.

- Дура набитая и кошка дикая, - тут же отрезал я.

- И очень красивая, - продолжал домовой.

- Страшнее в жизни не встречал, - отбрил я его, - по глупости женился. Где глаза мои были?

- Вы не справедливы к ней и выгораживаете себя, - елейно выговаривал Дормидонт, - и не забывайте, что там дочка без вас скучает, печалится...

Наши препирания с Дормидонтом прервал телефонный звонок.

- Алло! - довольно вяло сказал я. - У телефона...

- Привет, - от бодрого голоса завибрировала мембрана внутри трубки и щелкнула меня по барабанной перепонке. Я ткнул пальцем в ухо, энергично повертел в нем, потом осторожно приблизил трубку к своей голове.

- Алло, алло, где ты там? - орало в трубке.

- Что это ты такой бодренький? - завистливо спросил я у Игоря.

- Ага, а я думал у тебя обморок, - заверещало в трубке, - ты что, еще не отошел от вчерашнего?

- Зато ты, как я вижу бодр и весел, - ядовито осведомился я, - когда тебя уносили вчера, ты еле шевелил языком.

- Правда? - удивились в трубке, - это наглая ложь. Насколько я помни, я шел сам, очень культурно попрощался...

- Наконец-то тебе приснился хороший сон. Нет, ты как всегда ушел очень оригинально. Представляешь себе, в 2 часа ночи стучатся к тебе в дверь и спрашивают: "скажите, а правда здесь живет ветеран войны?".

- Да?! - голос в трубке увял, - что, я правда к кому-то ломился?

- Не совсем, - великодушно сказал я, - только хотел. Тебя вовремя остановили, ты же не барон Пампа!

- А кто это? - удивились в трубке. - Ну ладно, хватит о вчерашнем. Ты уже заготовил горючее?

- Зачем это? У тебя что, приступ жажды? - осторожно спросил я.

- Да ты что, мы же вчера договаривались? Я все устроил, договорился, они сегодня будут!

Я задумался. О чем же мы договаривались? От напряженной работы мозга даже что-то заскрипело в голове, но в памяти зиял черный-пречерный провал. Кто это таинственные "они"?

- Они - это кто? Не говори загадками, ты меня изводишь.

- Вот как вредно много пить, - хихикнула трубка, - итак, для особо тупых повторяю: две симпатичные девушки прямо рвутся к тебе в гости. Я им сказал, что молодой, тоже симпатичный хозяин, холостой заметь, будет дома часов в семь и, самое главное, у него есть что выпить, - совсем радостно закончил Игорь, - ну как, вспомнил?

Что-то начало всплывать в моей голове. Да, действительно что-то такое мы обсуждали, даже деньги Игорь великодушно выделил мне на это мероприятие. Что случаюсь с ним совсем ух редко.

- Да... Да, - промямлил я, - кажется что-то... Слушай, может перенесем все это мероприятие на завтра. Я лежу весь больной, в квартире все вверх дном, а мне галопировать по магазинам как-то...

- Все, - решительно отрезали в трубке, - девушки приходят в семь - и никаких препирательств. Ты что, хочешь моего позора? За тобой горючее и - броня крепка и танки наши быстры. Все, чао!

Где-то далеко лязгнула трубка об пискнувши рычаг и длинно пошли гудки.

- Мне бы его энергии! - завистливо пробормотал я и положил трубку.

- Кто это был? - тут же осведомился Дормидонт.

Я с раздражением посмотрел на домового (вот навязался на мою голову) и ни с того ни с сего ляпнул:

- Да так, друг один. Спрашивает не помирился ли я с женой.

Только я это сказал, тут же до меня дошло: вот прекрасный повод спровадить навязчивого миротворца из дому и убить одновременно двух зайцев... Дормидонт немедленно клюнул на приманку и возликовал.

- Ну вот видите, видите, ваши друзья умнее вас. Вам надо срочно, срочно мириться с вашей супругой, и то вы до чего дошли: не квартира, и безобразие, хлев какой-то, - при этом он держался своей сухонькой липкой за рукав моей рубашки и доверчиво заглядывал в глаза.

Знаем мы эту доверчивость! Мерзкий старикашка! В ушах возник знакомый шумок - это Дормидонт опять подслушивал мои мысли. Про себя я крыл его последними словаки, а в ответ мило улыбался и усиленно кивал головой. Я уже научился ставить барьер его проникновениям в мой мозг и поэтому не боялся за себя. Дормидонт даже покраснел от усилий, но наконец почувствовал безуспешность своих попыток и прекратил осаду моего черепа. Я торжествовал.

- Вы совершенно правы, Дормидонт Апоксилеевич, - со смиренным видом начал я, - что-то я выбился из колеи с этими переживаниями, действительно запустил квартиру, но я это срочно исправлю. Сейчас же начну убираться.

И очень активно начал: по быстрому протер пыль, выгнал Дормидонта в его кладовку, сбегал на улицу и выбил ковер, сгреб всю стеклотару на чистый ковер и обомлел - куча была внушительной.

- Когда же мы это успели столько выпить? - озадаченно сказал я, глядя на полсотни весело блестящих бутылок, - да, за неделю мы мило повеселились.

- Похвально, похвально, молодой человек, - блеял домовой из своей каморки.

Часы показывали ухе пять часов и я стал уговаривать Дормидонта помочь мне. Домовой снова долго мялся, ссылался на все тот же неписаный домовый кодекс, но потом опять сдался и согласился посодействовать: телепортировать бутылки прямо в магазин.

Толстую продавщицу в грязно-белом халате и золотыми перстнями на пальцах-сосисках чуть не хватил удар, когда я выставил всю эту груду стекла перед нею на заскрипевший прилавок. Представляете, приходит к вам в магазин человек с маленькой плетеной сумочкой и извлекает из нее 50 здоровенных бутылок. Вообще-то я вам скажу, телепортация - отличная вещь и ее надо срочно внедрять в наш быт. Главное - это завести более тесное знакомство со своим домовым.

Через полчаса я незаметно впихнул звякнувшую сумку с набором сухих вин в холодильник и приступил к дальнейшим уговариваниям Дормидонта. Тот сразу уловил суть моей просьбы и согласился. Конечно, мне неудобно первым мириться; конечно, мне, как мужчине, не к лицу биться о закрытую дверь, конечно он, Дормидонт, согласен подготовить почву для моего примирений с Иркой.

- Немедленно, - добавил я.

Наконец, растроганный моим перерождением, Дормидонт отбыл.

Утомленный своим красноречием, я с удовлетворением повалился в кресло и принялся размышлять. Допустим, Ирки не согласится и Дормидонт вернется - я ничего не теряю. Дормидонт прилипчив кик репей и любит добиваться своего (это я ухе уяснил. И как он раньше не вмешивался в наши дела!), и если он нас помирит - я тоже ничего не теряй, даже наоборот. Честно говоря, без Ирки с Леночкой мне чего-то не хватало, все было как-то не так, пусто как-то. А, ладно, долой мрачные мысли. Это все потом! Настроение у меня подымалось с каждой минутой и когда в семь пятнадцать звонок в дверь вырвал меня из блаженных объятий кресла, я был полон энергии и радужных надежд.

Дверь открылась и на пороге появился Игорь в сопровождении двух девиц: блондинки и брюнетки.

- Прошу вас, - я шаркнул ножкой и барственным жестом простер руку в недра своей 2-х комнатной квартиры.

- Знакомьтесь: этого симпатичного хозяина зовут Виктор, можно просто - Витя, - Игорь знакомил быстро, привычно и сноровисто.

- Света, - первой протянула руку блондинка. Она была ростом чуть ниже меня, довольно симпатичная, в белых брючках и такой же белой кофточке.

- Очень приятно, - я опять шаркнул ножкой и поцеловал ее пальчики.

- Лариса, - брюнетка в розовом платье протянула руку и я ослеп от блеска: не девушка, а сплошные золотые зубы.

- Очень приятно, - машинально повторил я и потряс ее руку, - прошу вас, проходите в зал.

Девицы пошли в зал, а я втянул Игоря в кухня.

- Лариса - это, конечно, для меня? - зашипел я ему в ухо.

- А что, она тебе не понравилась? - невинно спросил он.

- Очень симпатичная девушка. Папа у нее, очевидно, был крокодил.

- Не нравится Лариса, бери Свету, - великодушно разрешил Игорь, - а Лариса, поверь мне, с каждой рюмкой она будет нравиться тебе все больше и больше, а после первой бутылки она покажется тебе просто красавицей. Надеюсь, у тебя 4 бутылки найдется?

- Найдется, найдется, - ворчливо сказал я и вытолкал его в зал.

Дальше все пошло по накатанный рельсам: мы с Ларисой быстро соорудили стол, она смеялась, я содрогался, дальше поили тосты, включили музыку, бутылки с сухим вином высыхали прямо на глазах, Игорь танцевал со Светой, я перестал обращать внимание на золотой блеск, лившийся изо рта моей партнерши (кстати, она неплохо танцевала, не забывая в танце прижиматься ко мне), медленный танец сменялся быстрым. Я что-то говорил, рассказывал старые анекдоты. Я танцевал в темноте со Светой, ощущая ее упругое тело, рука моя соскользнула с ее талии на пуговицы ее кофточки, потом мне в свободную руку всунули полный бокал, который я благополучно, расплескав всего половину на пол и моя партнера, донес до рта, потом я, кажется, поставил его на что-то, шепча на ухо Свете: "Послушай, почему я не встречал тебя раньше?".

Потом оказалось, что я сижу на краю ванны и тупо смотрю на льющуюся воду. Волосы у меня мокрые, и я что-то крепко сжимаю в левой руке, колючее и твердое, в закрытую дверь барабанят и голос Игоря орет: "Ты что там, умер! Пусти доброго человека, а не то он выломает дверь".

Я криво усмехнулся и поднял к глазам руку с зажатым в ней предметом. Это была леночкина игрушка, пластмассовая рыба с выпученными глазами и острыми плавниками на спине. Я опять тупо уставился на зеленую рыбку, лежащую на моей ладони, тупо и непонимающе. В голове вяло мелькнула мысль: откуда она здесь? Все игрушки я запихал в кладовку и, кажется, эту рыбку бросил сверху, или нет? Я кинул игрушку под ванну, она упала с тихим стуком, этот стук отразился во мне эхом, прошедшим перестуком по всей моим клеткам - и хлынула на меня такая тяжесть: что я делаю? Зачем мне все это? Что я загоняю себе внутрь? Зачем затеял эту дурацкую вечеринку, зачем напиваться до скотского состояния, корчить из себя клоуна, когда на душе погано, пусто и мерзко? Для того, чтобы помять эту девицу, оставить ее ночевать и потом со смаком завтра рассказывать подробности? Да зачем мне все это?

Так вдруг захотелось погладить Леночку по ее теплой золотистой шевелюре, чтобы прижалась ко мне своим худеньким тельцем и сказала: "папочка", что я даже замычал от какой-то внутренней боли и видно сделал это громко, что Игорь перестал ломиться в дверь и спросил вдруг трезвым голосом: "Эй, Витя, тебе что, плохо?".

Потом все расплылось перед глазами, пол шатнуло. Я вцепился руками в край ванны, перед глазами замелькали чьи-то бородатые фигуры в живописной рванине и чей-то хриплый голос сказал:

"Безобразие! Надо поднять вопрос о его...".

Потом опять все кончилось и я оказался в коридоре около зеркала, в руке я уже держал какой-то костяной (?!) гребень и старательно причесывал абсолютно сухие волосы; девицы сидели за столом, горело бра на стене, Игорь стоял с бокалом в руке и кричал мне: "Ну где ты там, ты всех задерживаешь!

Я ошалело потряс головой, повертел в руке гребень. Откуда он взялся, этот гребень, им только лошадей причесывать! "Хвосты и гривы, - подумалось вдруг, - гривы у лошадей спутаны, "домовой косичек наплел" - это уже бабушка рассказывает нам с сестрой, а мы маленькие, мне 8 лет, а сестре - три года, совсем кроха, - вечером-то мы им гривы расчешем, расчешем, волос к волосу, а утром приходим - грива вся позапутана, в репьях".

Пол опять закачался, около меня появился Дормидонт в своем бостоновом костюмчике, крепко взял меня за руку и спросил:

- А как по вашему, Виктор Петрович, кто такой есмь домовой? Не помните? Я вам еще скажу: домовой - это добрый дух дома, охранитель семьи и ее крепости. Да-с, на то и поставлены!"

Потом опять все кончилось, я опять стоял около зеркала, держал в руке дурацкий гребень, девицы сидели за столом, горело бра на стене, Игорь стоял с бокалом в руке и кричал мне: "Ну где ты там, ты всех задерживаешь!"

я ошалело потряс головой, положил гребень на полку, в голове мелькнула старая мысль о белой горячке и я опять скосил глаза на верхушку этого польского рыдвана, где было всегдашнее любимое место этих моих, возможно, рогатых и хвостатых спутников, описанных во всех романах...

Я почувствовал, что возвращаюсь назад по кругу времени, мне стило очень тоскливо, пусто и холодно в животе, и тут я с облегчением услышал голос Игоря.

- Этот красавец прямо примерз к зеркалу. Лариса, отдерни хозяина от этого предмета и приведи его сюда!

Я как лунатик повел за Ларисой, уселся в кресло, мне в пальцы ткнулся холодный бокал, я покрепче обнял теплые плечи девушки и наконец пришел в себя. Все вокруг засмеялись.

- Не умеет нынче молодежь пить, - грохотал Игорь и, помогая себе пальцем левой руки, витийствовал, - пора и выпить по-настоящему. У меня родился тост. И так, выпьем! И знаете за что? За то чтобы в наш век разобщенных, одиноких людей мы встречались кик можно чаще за таким вот столон, в таком же вот тесном кругу и в том же составе. Итак, за нас!

Он сел, поднял бокал выше, с каким-то усилием понес его ко рту, дернулся и с шумом и брызгами вылил полный бокал себе на джинсы. Девицы прыснули и с удивлением уставились на него. У меня отвисла челюсть, потом я услышал знакомый шумок в ушах и с тоской поставил бокал на стол. На лице Игоря застыло выражение Кука перед тем, как его начали есть дикари, бедняга потерял дар речи и только по-рыбьи открывал рот.

- Девочки, принесите из кухни соль, - сказал я с горечью, - надо посыпать его солью, хорошо хоть вино не красное.

Света засуетилась и кинулась на кухни, Лариса схватила платок и стала вытирать с игоревых джинсов и, конечно же, неловко, задела другой бокал; тот немедленно опрокинулся на бедного моего друга, теперь уже ни желтую рубашку. Тот глухо ухнул и вскочил, ненароком зацепил бра на стене, которое рухнуло на пол, брызнув стеклом во все стороны. Грохот разбивающегося моего любимого бра слился с грохотом на кухне. Я вскочил, испуганный, на кухню, где затормозил на пороге и стал с мрачной ухмылкой смотреть, как там, в куче просыпанной соли бьется Света, прижатая сверху рухнувшей гардиной. Из-за моего плеча вынырнуло растерянное ларисино лицо, несколько секунд она непонимающе смотрела на подругу, а потом зашлась в припадке смеха. Я снял с несчастной гардину со шторками, помог подняться, сделал серьезное лицо и сказал:

- Светик, я же просил принести соль для Игореши, а не для себя, - не выдержав, тоже захохотал. В углу кухни умирала от смеха Лариса, прыгая на стуле и стуча ногами по полу, в зале ругался Игорь, а Света готова была разреветься. Я быстренько обмахнул ее полотенцем. Чмокнул в щечку и сказал: "Не расстраивайся, с кем не бывает", обнял ее за плечи и повел в зал. Все это вызвало взрыв восторга у Ларисы и она начала сползать на пол от смеха. Я усадил Свету рядом с Игорем и пошел на кухню ставить кофе.

- Ну что, молодой человек, вы убедились, что я могу не только телепортировать бутылки, - задребезжал злой дормидонтов голос у меня над ухом, - вы меня обманули, Виктор Петрович. О, я вовремя вернулся!

- Это все твои шуточки? - осведомился я, - ну спасибо, ты меня повеселил, дух дома. Может ты мне бра склеишь, а?

- Вы - неблагодарный молодой человек, - ныл как комар Дормидонт, - я почти уже склонил вашу жену к примирений, а вы здесь устроили... Кабак. Что это за девицы? Где вы их нашли? А ваш друг... Ну он получил свое!

- С кем это ты разговариваешь? - спросили уже оправившаяся Лариса.

- С домовым, родная. Понимаешь, у меня тут домовой живет, симпатичный такой старичок, - сказал я, зажигая под кофейником, который почему-то был полон кипятку, огонь.

- Домовой? - недоверчиво протянули Лариса, глядя на меня.

- Домовой. Понимаешь, он мне по наследству от дедушки достался. Дедушка раньше в деревне жил, - говорил я, насыпая кофе в кофейник и помешивая ложкой, - потом в город переехал. А домовой с ним, ему по другому нельзя - у него кодекс такой, домовых.

- Ты что, меня разыгрываем, да? - Лариса глядела на меня с некоторым испугом и в глазах у нее уже читалось: "он что, с приветом?"

- Я совершенно серьезно. Понимаем, он покой дома охраняет, правда своими методами. Сейчас он, к примеру, вас выживает. Это он тебе под локоток бокальчик с вином подставил, чтобы ты бедного Игорька обкатила. Не заметила? А я заметил. И гардину он ни Свету уронил. Шустрый такой старичок! Ну ничего, мы сейчас кофейку попьем, и я вас с ним познакомлю. Дормидонт, покажись гостям, открой личико, неудобно перед дамами. Сейчас вы с ним познакомитесь. Вот кофе будет готов...

От резкого визга я вздрогнул и выронил ложку, вскинул голову и обомлел: рядом со мной шевелилось отвратительнейшее свиное рыло с торчащими из густой шерсти клыками, и похрюкивало.

Ларисы уже в кухне не было, она рвала с вешалки сумочку и пыталась попасть ногами в босоножки. Я простонал: "Дормидонт...!" и ринулся в прихожую вслед за Ларисой. Она уже открыла дверь и ее каблучки загрохотали вниз по лестнице. Из зала выскочил Игорь с громадным мокрым пятном на рубашке и джинсах.

- Что случилось? - завопил он, - сегодня здесь у тебя какой-то сумасшедший дом!

- Потом объясню, - крикнул я, - ее надо поймать, а то еще попадет под машину!

я одевал кроссовки, прыгая на одной ноге, рядом то же самое делал Игорь; мы мешали друг другу, толкались и потом дружно вывалились на лестницу. Ларису я поймал за рукав около парка возле нашего дома.

- Лариса, погоди. Да постой ты, - она молча отбивалась от меня, в глазах у нее застыл ужас; в другую руку ей вцепился подбежавший Игорь и зашипел:

- Ты что, с ума сошла? Люди смотрят. Что случилось?

Лариса наконец перестала трепыхаться и только повторяла, затравленно озираясь и всхлипывая:

- Свинья какая-то, домовые. Завели куда-то!

Это жара, - убедительно вещал Игорь, - и выпили мы здорово. Здесь что не померещится, поверь мне, Ларочка, вот я на той неделе...

В конце концов она успокоилась и только косилась на мокрый живот Игоря. Света стояла рядом и только непонимающе хлопала глазами. В конце концов Игорь сбегал за такси, мы договорились, что завтра все вместе идем на пляж, я усадил всю троицу в машину и помахал им в след ручкой.

О Дормидонте я вспомнил только перед закрытой дверью своей квартиры. Я долго хлопал себя по карманам, пока жуткая по своей простоте мысль не дошла до меня: а ведь ключа я не брал! Замок у нас автоматически захлопывается, а на кухне у меня...

И тут я ощутил запах горевшего кофе! Сначала пахло еле-еле, потом запах начал усиливаться и по мере того как он начал становиться все ощутимее, все быстрее начал метаться перед закрытой дверь". Сумас1ед1ий вечер продолжался.

Сначала тихо, потом все громче я забарабанил в дверь. Проклятый домовой не отзывался.

Потом, сначала тихо, потом все громче я начал взывать к его совести: "Дормидонт, открой!". Когда же на площадке появился ощутимый дымок, я в панике забарабанил в дверь и изо всех сил заорал: "Открой, Дормидонт, хуже будет!"

В квартире было тихо как в могиле и мне показалось, что я услышал дребезжащий смешок, где-то на верху заскрежетали открывайся двери и послышался голос: "Что там случилось?"

Поняв, что я ничего не выстучу, я ринулся вниз по лестнице. Я выбежал на улицу, глянул вверх и у меня побежали мурашки по коже: из открытой форточки на кухне вилась тонкая струйка дыма!

Я в полной панике кинулся к ближайшему телефону, путаясь пальцами в диске набрал "01". Ту-ту - короткие гудки. Я чертыхнулся, надавил на рычаг и тут будто кто-то шепнул на ухо: "У Ирки ведь есть ключ от квартиры!"

Она сейчас жила у матери, через квартал отсюда; у нее был телефон и его номер услужливо всплыл у меня в голове: 7-24-35.

- Мы же поссорились и навсегда, - слабо трепыхнулось у меня внутри, но палец уже крутил диск: "7-24-...".

И сразу услышал такой родной и знакомый иркин голос: "Да, я слушаю". Сердце у меня почему-то сжалось и медленно стало опускаться куда-то вниз, веки почему-то набухли и я, сглотнув предательский ком внутри, и совершенно забив о чем хотел ее просить, сказал:

- Здравствуй, Ирка, это я. Ты наверное не ожидала...

Мы помирились сразу же, успев сказать лишь пару дежурных слов. Когда я, весь взмокший и с застывшей нелепой улыбкой, вышел из телефонной будки и поднял глаза к фиолетовому небу, то увидел стоящего на моем балконе Дормидонта в своем потертом бостоновом костюмчике. С его круглого лица с румяными щечками, казалось, тек елей, он весело помахал мне ручкой и крикнул:

- Виктор Петрович, что же вы домой-то не идете, кофеек поспел. Ждет вас.

Стоял безветренный теплый летний вечер, все было тихо и мирно, никаких дымков не струилось из открытой корточки и пахло сиренью; я хотел было погрозить домовому кулаком, но почему-то это не сделал, махнул рукой и пошел к подъезду...

Когда через час коротко звякнул звонок и открыл дверь, увидел робко стоящую на площадке Ирку, а Ленка, не задумываясь, повисла с разбегу у меня на шее, с ходу осыпая новостями из ее еще крохотной, но насыщенной жизни, у меня опять подозрительно набухли веки и, глупо улыбаясь, я понял, что счастлив, просто до одури; и что без них мне было плохо, очень плохо, пусто и одиноко, и что эту пустоту я пытался заполнить дурацкими пьянками; и что не надо мне никаких девиц, кроме моей Ирки, которая сейчас стоит, смотрит на меня и теребит свою несовременную, но очень красивую косу тонкими, тоже очень красивыми пальцами и ждет, когда же я, дурак, что-нибудь скажу...