ЧУЖИМИ РУКАМИ

Жарко было невыносимо. Жарко и душно.

Я запустил климатизатор на полную катушку, так что ноги чуть не подернулись инеем, включил еще один вентилятор, но пользы это не принесло, разве что по коже побежали неприятные мурашки и заломило в пояснице, которой не нравилось, что снизу ее замораживают и поджаривают сверху.

Но это было все-таки лучше, чем медленно плавиться от жары, а еще лучше было бы уйти домой и залезть в холодильник, благо торговля шла вяло: мальчонка Петерсона забежал за еженедельным комиксом про Флэша Гордона, да отец Эллиот, совершая ежедневную свою прогулку, купил несколько газет, как он делал уже наверное лет тридцать, с тех пор, как получил приход в нашем округе.

Больше не было никого, да и кому охота выбираться на улицу в этакую жарищу ради порции сомнительно-новых сведений и относительно-правдивых сообщений, которые, кстати с неменьшим успехом можно узнать из телепередач.

Но с самого начала, как только я приобрел эту лавчонку, я взял себе за правило отведенные для работы часы отбывать именно на работе, а не где-либо еще, а там пусть хоть черт-дьявол, землетрясение, атомная война или летающие тарелки, меня это не касается, чтобы люди тебя уважали, надо быть постоянным, а где еще проявлять постоянство, как не в честном исполнение своих обязанностей.

Но перед такой ужасающей жарой таяли самые твердые убеждения, я уже совсем было собрался уходить, благо вспомнил, что мне надо было отослать телеграмму одному нью-йоркскому издателю, который спрашивал как расходится его журнал, когда на улице заурчал мотор, хлопнула дверца машины, хлопнула дверь лавочки и на меня дохнуло таким невыносимым жаром, что я некоторое время прислушивался к себе, опасаясь. Что выступающие части моего тела представляют теперь хорошо прожаренный бифштекс. Но, вроде бы, все обошлось. Я повернулся и увидел посреди комнаты Джонни, шофера из Института, и тощего человека в расстегнутой рубашке и светлых тренировочных брюках. По тому, что Джонни, пройдоха, не отпустил какую-нибудь хохму и не поинтересовался насчет новеньких журналов с девочками, я понял, что спутник его - шишка, и немалая.

- Майкл, старина, - сказал Джонни солидно. - Это доктор Ральф. Он хотел бы поговорить с тобой.

За спиной доктора Джонни показал пальцем вверх, и я понял, что доктор Ральф в самом деле шишка.

- Что ж, мистер, - сказал я. - Поговорить можно. Отчего же не поговорить. Присаживайтесь.

- Слим, - сказал доктор Ральф безразлично. - Вы свободны. Подождите меня в машине.

- Зачем гнать парня на жару, - сказал я добродушно. - Джонни, дружок, шел бы ты в запасничок, там и прохладно, и занятие себе найдешь. Вы не против, сэр?

- Только не переусердствуй, - сказал доктор Ральф. - Иди.

Джонни нырнул за прилавок, юркнул в запасничок, плотно прикрыл дверь.

- Надеюсь, он не будет нас подслушивать, сказал доктор Ральф подозрительно.

- Джонни? Что вы! Он же умный парень. Он знает, что чем меньше знаешь, тем легче живется. Зачем ему лишние неприятности, доктор. Он будет пить пиво и рассматривать девиц из "Плэйбоя". Кстати, как вы насчет пива?

- В такую жару? - спросил доктор Ральф и передернулся.

- Из холодильника, - сказал я.

- Вижу мистер... мистер...

- Маклин. Можете просто - Майкл.

- Вижу, мистер Маклин, вам очень хочется узнать, кто я такой, и что мне от вас надо.

- Хочется, - согласился я. - Но все это вы и сами скажете. А пиво само не появится. Так как?

- Верно, - сказал доктор Ральф. - В умении логично рассуждать вам не откажешь.

Я понял, что это - согласие и потому отправился за пивом. Дверь я за собой не закрыл, дабы этот недоверчивый доктор мог убедиться, что Джонни я о нем не расспрашиваю и не на какие служебные преступления не толкаю. Ну а то, что мы с Джонни умеем объясняться и при помощи знаков, это я оставил на своей совести, это всяким столичным шишкам знать ни к чему, раз уж самим им до этого не догадаться.

Вернулся с пивом, сдвинул с прилавка всякую газетно-журнальную рухлядь, освобождая место, попросил:

- Джонни, дружок, прикрой дверь...

Подождал, пока дверь закроется, пододвинул бутылку доктору и спросил:

- Так о чем вы хотели поговорить со мной, мистер?

Доктор Ральф сделал нерешительно глоток первый и решительный второй, облизнулся и ответил неторопливо:

- О летающих тарелках.

- А почему не о загадочных ромбах? - спросил я. - Не о Карибском треугольнике? Не о "Черном принце"? Во всем этом я разбираюсь также.

- Потому, - ответил доктор Ральф, допив пиво и с сожалением поставив бутылку на прилавок, - что летающую тарелку вы видели.

- Может и видел, - согласился я безразлично, - но я не знал, что это летающая тарелка.

- Вы видели ее в Сухой Лощине, - заявил доктор Ральф так уверенно, словно сам при этом присутствовал.

- Я много чего видел в Сухой Лощине, - согласился я. - Может и тарелку видел.

- Мистер Маклин, - доктор Ральф в первый раз проявил эмоции, свойственные человеку, - зачем вы пытаетесь меня обмануть? Я знаю, что вы не только видели летающую тарелку, но и подходили к ней близко и даже забирались внутрь.

- Верно, - согласился я. - А потом мы полетели. Она сама по себе. А я на помеле рядом. Верно. Так все и было...

- Мистер Маклин, - заявило столичная шишка обиженно, - я серьезно с вами говорю.

- Я тоже, - сказал я, допивая пиво и ставя бутылку рядом с его. - Мы оба серьезно говорим о серьезных вещах...

- Я знаю что, о чем говорю.

- В таком случае вы знаете обо мне больше, чем я сам. Это первое. А, следовательно, зачем вам узнавать у меня то, что вы и без этого знаете. Это второе.

- Мистер Маклин, или как вас там, - сказал доктор Ральф недовольно. - Я бы мог приказать арестовать вас и допросить по все строгости. Я же предпочел побеседовать с вами по-человечески. И это очень нехорошо с вашей стороны, что вы не хотите пойти мне навстречу.

- Как вы думаете, доктор, - спросил я, - может человек сказать больше того, что он знает?

- Мне надоели ваши шутки, мистер Маклин.

- Мне надоели ваши намеки, доктор. Если вам что-либо надо: спрашивайте. Но о деле. Если же вам угодно порассуждать о сказках, то я разбираюсь в них не больше, чем люди писавшие все эти статьи. - Я похлопал рукой по пачке газет, на передней странице которых крупным красным шрифтом было набрано "УФО угрожает?". - Я, по крайней мере, держу свои бредни при себе...

Доктор Ральф вздохнул, но ничего не сказал, Он полез во внутренний карман, но привычного пиджака на нем не оказалось, и он некоторое время шарил у себя на груди в недоумении, пока не сообразил, что к чему и не засмущался.

- Жара, - сказал я тактично.

- Жара, - согласился он. - Давно такой не было.

- Вообще такой не было, - сказал я. - Если верить газетам.

- Вы, как я вижу, не очень им верите.

- Я ими торгую.

- И читаете?

- Надо же знать свой товар.

- Тогда может быть вы помните, что мы повесили над этой долиной суточный спутник.

- Помню, - согласился я. - Как же. Мне пришлось убеждать ребят, что в этом нет ничего страшного и что в один прекрасный день он не свалится нам на голову...

- Убедили? - спросил доктор с интересом.

- Нет, - сказал я. - Они мне не поверили. Ноя их успокоил...

- Интересно, каким же образом...

- Я им казал. Что если спутник упадет, то он упадет прямо на ваш институт и раздолбает его к чертовой матери... Они были очень рады. Теперь они ждут, не дождутся, когда же это будет...

- Очень мило, - сказал доктор Ральф, - я и не знал, что нас здесь так любят...

- Здесь живут тихие люди, сэр, - сказал я. - Они привыкли к покою. К тишине. К размеренности. Они очень не любят ничего непонятного. Но мы говорили не об этом...

- Нет уж, - сказал доктор Ральф и нервно шевельнулся. - Вы продолжайте...

- Ведь вы не станете спорить, сэр, - сказал я, - что пока вашего института не было, ничего особенного в нашей долине не происходило. А стоило вам появиться... пожалуйста... Зим как в Антарктиде. Лето как в Калахари. Весна и осень вроде сезона дождей в тропиках. И в добавление ко всему - мор. Мне вы можете не объяснять, сэр, что вы здесь ни причем, а вот объясните-ка Сэму Фостеру почему вдруг стали умирать его овцы, докажите ему, что вы здесь ни причем, если докажите, то вас здесь на руках носить будут...

- Дичь какая, - сказал доктор Ральф недоуменно.

- Дичь, - согласился я. - Но ведь связь на поверхности. Появился Институт - пошли неприятности...

- И вы в это верите?

- А почему бы и нет? - спросил я. - Институт секретный. Кто вас знает, чем вы там занимаетесь. Может, изобретаете потихоньку новое оружие, да на нас пробуете... Кто вас знает... Ученым теперь веры нет.

- И вы, неглупый человек, так рассуждаете...

- Как рассуждаю я - это мое дело. А то, что остальные так думают - это точно.

- Странный вы человек, мистер Маклин. Вы словно хотите нас о чем-то предупредить.

- Я не о чем не собираюсь вас предупреждать, - ответил я раздраженно, - у меня нет привычки соваться в чужие дела в отличие от некоторых. Единственное что я хочу, это чтобы вы убрались отсюда поскорее и подальше.

- Почему? - поинтересовался доктор Ральф.

- Потому, - рявкнул я, - что я тихий и мирный человек. И хочу...

[далее в рукописи не было страниц]