«ЭТО ХЛЕБ МОЙ И ВОДА МОЯ»

Популярный писатель-фантаст Борис Натанович Стругацкий, как известно, не очень охотно дает интервью. И тому есть объяснения: частенько его донимают вопросами типа: "Верите ли вы в летающие тарелки?", "Ваши творческие планы?" и т. д. В последнее время стали появляться "проблемы" много рода, например: "Как вы относитесь к Кашпировскому?"

Настороженно писатель отнесся и к нашей просьбе встретиться на страницах газеты. Впрочем, это не помешало ему любезно (даже письменно!) ответить на мои вопросы.

"Без искусств и общей культуры государство теряет способность к самокритике, принимается поощрять ошибочные тенденции, начинает ежесекундно порождать лицемеров и подонков, развивает в гражданах потребительство и самонадеянность... Можно сколько угодно преследовать книгочеев, запрещать науки, уничтожать искусства, но рано или поздно приходится спохватываться и со скрежетом зубовным, но открывать дорогу всему, что тик ненавистно властолюбивым тупицам и невеждам. И как бы ни презирали знание эти серые люди, стоящие у власти, они ничего не могут сделать против исторической объективности, они могут только притормозить, но не остановить..."

Из романа "Трудно быть богом", написанного братьями Стругацкими в 1963 году)

- Борис Натанович, расскажите, пожалуйста, о долгожданной экранизации вашей книги.

- Когда в 1967 году мы с Алексеем Германом начали работу над экранизацией "Трудно быть богом", этот роман представлялся нам прежде всего неким тщательно законспирированным плачем о интеллигенции, гимном интеллигенции, задавленной авторитарным государством. Начальство, естественно, прекрасно это понимало, и продвижение сценария по инстанциям проходило со страшным скрипом, а 22 августа 1968 года сценарий был окончательно и бесповоротно запрещен. С тех пор неоднократные попытки самых разных режиссеров пробить это кино всегда кончались неудачей - до тех пор, пока вас буквально заставили продать право экранизации западногерманской кинофирме "Алилуя-фильм". Сейчас фильм отснят, получилось, говорят, неплохое кино, я не видел, судить не могу. Откровенно говоря, нас сейчас мало интересует экранизация романа. Пыл остыл, другие мысли и заботы владеют нами, хотя мы прекрасно понимаем, что "Трудно быть богом" - роман весьма емкий, он содержит не только названную выше идею, там много разных идей, там интересная и страшноватая человеческая судьба, там безусловно есть материал для хорошего кино, но заниматься экранизацией этого романа нам сегодня уже не хочется.

Из воспоминаний Аркадия Стругацкого: Андрей Тарковский снимал под Таллинном фильм "Сталкер", и я как один из сценаристов был при нем.

...Не знаю как он работал с другими своими сценаристами, а у нас сложилось так. Приношу новый эпизод. Вчера только его обговаривали. "Не годится. Переделай". - "Да ты скажи, что переделать, что убавить, что прибавить!" - "Не знаю. Ты сценарист, а не я. Вот и переделывай". Переделываю. Пытаюсь попасть в тон, в замысел, как я его понимаю... "Так еще хуже. Переделай..."

По какому-то наитию я спросил:

- Слушай, Андрюша, а зачем тебе в фильме фантастика? Может, повыбросить ее к черту?

Он ухмыльнулся - ну чистый кот, слопавший хозяйского попугая.

- Вот! Это ты сам предлагаешь! Не я! Я этого давно хочу, только боялся вам предложить, как бы не обиделись...

Короче говоря, на следующее утро я вылетел в Ленинград.

- Борис Натанович, было бы очень интересно, если бы и вы вспомнили о работе над сценарием "Сталкера".

- К сожалению, я почти ничего не помню - ведь это было пятнадцать лет назад. И, как назло, почти не сохранилось ни записей, ни даже черновиков. Помню, как мы были горды, когда Тарковский обратился к нам со своим предложением. Помню, как мы с А. Н. торжественно поклялись друг другу, что будем всячески помогать Тарковскому и во всем уступать ему, ибо в кино хозяин режиссер, особенно такой режиссер, как Тарковский. Помню, как писали первый вариант сценария, и совершенно не помню, как вымучивали еще семь на протяжения года. Очень хорошо помню, как приехал А. Н. прямо со съемочной площадки (из Эстонии) и объявил, что Тарковский требует написать совершенно другого героя. Помню, как я бегал по комнате и орал: "Какого? Какого именно героя он требует?! Пусть скажет, какого, и мы напишем!" А. Н. раздраженно отвечал мне, что Тарковский и сам не знает, какого, а только требует совершенно другого. Два дня мы таким образом орали друг на друга, а на третий - придумали того Сталкера, которого так блистательно сыграл Александр Кайдановский...

"В "Сталкере" все должно быть договорено до конца - человеческая любовь и есть то чудо, которое способно противостоять любому сухому теоретизированию о безнадежности мира" (Андрей Тарковский).

Из воспоминаний Аркадия Стругацкого: "Вечером 3 января восьмидесятого года мы с Андреем Тарковским выступали перед представителями кинопроката...

Я пришел к обсуждению. Фильм уже посмотрели... Вдруг в зале прозвучал сочный бас: "Да кто эту белиберду смотреть будет?" Раздался одобрительный смех. Андрей побелел, пальцы его сжались в кулаки. Стараясь не смотреть на него, я попросил слова. Но они уже уходили. Черт знает, куда они уходили, эти гении кинопроката. В пивную? В писсуар? В никуда? Я говорил и видел, как они медленно поворачиваются затылками и медленно, громко переговариваясь и пересмеиваясь, удаляются проходами между кресел. Разумеется, затылки были разными, но мне они казались одинаково жирными и необъятными, и на каждом светилось знаменитое сытое "Не нада!" Такого я еще никогда не переживал".

Из повести братьев Стругацких "Гадкие лебеди":

"Да, ненавижу старый мир. Глупость это ненавижу, равнодушие, невежество, фашизм... А что я без всего этого? Это хлеб мой и вода моя. Очистите вокруг меня мир, сделайте его таким, каким хочу видеть, и мне конец. Восхвалять я не умею, ненавижу восхваление, а ругать будет нечего, ненавидеть будет нечего - тоска, смерть..."

- История советской культуры знает художников, обладавших талантом честности. Но и эти немногие зачастую изгонялись из страны или покидали ее по собственной воле. Вы и Аркадий Натанович - из тех, кто остался...

- Начиная с 1967 года кто-то сосредоточенно и целенаправленно распространял слухи, будто Стругацкие уехали за рубеж. Слухи эти возникали, прокатывались по читательским аудиториям, затухали, а год спустя возникали вновь. Стругацкие оказывались то в США, то в Израиле, то в Австрии, а один раз они сказались даже в ЮАР! Надо признаться теперь, что мы так и не сумели привыкнуть к этому поганству. И хотя хорохорились и говорили всем вокруг: "Плевать!", на самом деле слухи эти раздражали и ранили нас чрезвычайно. Дело в том, что даже мысли об отъезде у нас никогда не возникало. Эта тема никогда не обсуждалась, точно так же, как, скажем, тема самоубийства. И дело здесь даже не в том, могли бы мы или нет работать за рубежом (наверное, могли бы, точно так же, как многие и многие), но просто здесь не о чем было разговаривать. Все, что дорого нам, все было и остается здесь: друзья, дом, будущее - все.

К. СЕЛИВЕРСТОВ