В. Бакштановский, В. Ротницкий, В. Сагатовский

ЭТИКА И НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА

В наши дни среди философских проблем все большее значение приобретают проблемы этические. Разрешение методологических и мировоззренческих проблем этики требует привлечения специфического эмпирического материала. Таким средством для этики является, в частности, научная фантастика.

Современная эпоха отличается сложным, противоречивым взаимопроникновением действительного и возможного. Эту диалектику можно проследить по трем аспектам. Во-первых, борьба двух социальных систем и современный уровень энерговооруженности делают неизбежной глобальность масштабов нынешних событий. Далее, стремительное ускорение социальных процессов приводит к тому, что последствия, имеющие глобальное значение, наступают еще при жизни поколений, своими действиями породивших причины этих последствий; в этом смысле наши поколения являются в значительно большей степени следствиями своих собственных действий, чем все предыдущие. И, наконец, реальным противоречием эпохи является то, что происходящая сегодня научно-техническая революция, с одной стороны, свидетельствует о возросших творческих возможностях человека, а с другой - в условиях антагонистических формаций может оборачиваться против него самого, как это проявилось, например, в его отношениях с ядерной энергией.

На поворотных пунктах истории, - субъектом и объектом одного из них являемся мы, - человек должен рассматривать все возможные, в данной исторической ситуации, варианты поведения, т. к. человечество осознало, наконец, что живет в вероятностном мире. Моральную ситуацию XX века, обусловленную ситуацией социальной, отличает особая острота и сложность конфликтов. Для их решения непригодны методы метафизической моралистики, а требуются современные методологические средства. В формировании мировоззрения современного человека важную роль играет этическое исследование новой моральной ситуации и внедрение результатов этого исследования в моральную практику.

Действенность мировоззрения определяется превращением знаний в убеждения, в побудительные мотивы к деятельности. Для этого знания должны быть пережиты. Именно для выполнения двойственной задачи: этического исследования новой моральной ситуации с помощью современных методологических средств и реализации его результатов в моральном сознании, и привлекается научная фантастика. Такая роль научной фантастики определяется ее диалектической синкретичностью. Как вид искусства, научная фантастика обладает всеми его родовыми признаками. Но в отличие от других видов искусства и от чисто научного подхода, в научной фантастике художественный способ отражения (то есть воздействие не только на мысль, но и на эмоциональный мир человека, иначе говоря - на личность в целом) органически слит с научным исследованием мира.

Человек, "соизмеряет" мир с мерой своих потребностей, интересов и целей посредством переживания и познания. Переживание направлено не на специфическую деятельность человека, но создает общую предрасположенность (или непредрасположенность) к определенному кругу человеческих проявлений. Единство переживаний человека составляет его мироощущение как психологическую основу мировоззрения. Человек переживающий - столько же индивидуальное ("неповторимое") существо, сколько и причастное к общему (общественному), т. о. он проявляется как единство индивидуального и общего, как особенное, как тип. Человек переживающий "соизмеряет" с миром именно меру своей особенности (типологичности), а потому и мир, в этом отношении к человеку, "обращается" к человеку той своей стороной, с которой этот мир предстает для человека как неразрывное единство единичного и общего, как типическое. (Очевидно, что в этом отношении термин "типическое" употребляется нами не в узко-искусствоведческом значении; мы здесь придаем ему широкий гносеологический смысл). Человек в таком его отношении к миру - именно это есть предмет искусства, т е. с гносеологической стороны искусство есть система, поставляющая информацию о человеке, взятом со стороны его целостного эмоционально-духовного мира. А поскольку последний опредмечивается, в конечном счете, объективной действительностью (природной и общественной), постольку искусство с необходимостью информирует и об объективной действительности, но предварительно преломленной призмой человеческого переживания.

С этой точки зрения научная фантастика есть та грань художественной литературы, которой последняя обращается к человеку нашей стремительно меняющейся действительности, в которой взаимопроникаются возможное и действительное. Сталкивая эмоционально-духовный мир человека с "неизбежностью странного мира", научная фантастика формирует душу современного человека.

Художественное познание (важнейшей стороной которого является художественное конструирование) научной фантастикой своего предмета делает недостаточным, а частично - неприемлемым использование традиционных литературно-художественных методов и приемов. Но научная фантастика - это не "очередной наскок на реализм": произведения советских писателей-фантастов существуют, с одной стороны, не вместо социалистического реализма, но именно как его жанрово-видовое проявление. С другой же стороны, научная фантастика, как синкретический феномен, в той степени, в какой она насыщена элементами науки, выходит за рамки искусства (не реализма, а искусства!) и в этом смысле, как нечто внешнее, вступает во взаимодействие с искусством. И если реализм в музыка проявляется иначе, чем в поэзии, то в равной степени и к научной фантастике следует примеряться с мерками художественного метода в известной степени иначе, чем к классическим жанрам художественной литературы.

Научная фантастика, относясь в целом к искусству, в то же время весьма близка к научному способу отражения действительности, являясь в этом отношении своеобразной стыковой областью между наукой и искусством. Основным научным способом отражения реального мира в научной фантастике является идеализация, построение и исследование идеализованных моделей действительности. Идеализация есть отражение необычной, не часто реализуемой, но в принципе вполне осуществимой возможности. Действительность, с этой точки зрения, предстает не как единственный, неизменный объект, который в той или иной мере всегда искажается абстракцией, но как система уровней, каждому из которых соразмерна определенная абстракция, а всей системе - конкретное знание как синтез абстракций. Фантаст берет одну из возможных тенденций действительности и исследует по принципу: "а что, если..." Разумеется, произведение будет правдивым и значительным только в том случае, если в нем исследуется тенденция, реально осуществимая в определенных условиях. Фантаст может описывать эту возможность не менее реалистично, чем реалист - обычную действительность, но в отличие от последнего он выделяет в действительности определенный аспект, который наиболее реально выражает определенную тенденцию, может служить отличной моделью для социологических, психологических и этических исследований. Основным правилом построения идеализованного предмета или критерием истинности абстракции является двуединое соответствие: объективной действительности и задаче исследования. Это значит, что, во-первых, выделенная возможная ситуация должна быть объективно независимой от других компонентов действительности именно в том отношении, в котором она выделяется (т. е. читатель, писатель и критика должны отчетливо осознавать это отношение, основанное на абстракции); и что, во-вторых, произведенное выделение должно оказаться не слишком узким, не слишком широким, но именно соразмерным поставленной задаче исследования, которая, стало быть, тоже должна четко осознаваться.

Претензии по поводу "слишком абстрактного", "оторванного от действительности" и т.п. исследования без учета этих требований оказываются пустыми фразами ¹. Смешно было бы, например, обвинять в слишком большой абстрактности теорию множеств, но с другой стороны, никто не станет считать теоретико-множественный подход достаточным для исследования таких, например, конкретных объектов, как популяция или биоценоз в биологии. Все хорошо на своем месте, только "место" это надо представлять себе предельно ясно.

Рассмотрим в этом плане "Хищные вещи века" А. и Б. Стругацких. Спрашивается, существует ли такое отношение, в котором было бы правомерно абстрагировать потребительские, мещанские тенденции человеческой психологии от условий определенного общественного строя? Да, существует, поскольку и в условиях социализма и в условиях развернутого строительства коммунизма есть возможность микросреды, воспроизводящей асоциальные установки в людях, над которыми доминирует ее влияние. Существует реальная опасность, что люди, не получившие должного воспитательного воздействия, рождающего творческие потребности, имеющие все материальные блага и избавленные от всех трудностей и опасностей, превратятся в рабов вещей. У нас нет оснований считать что А. и Б. Стругацкие не понимают пределов применимости своей абстракции, что они считают чисто воспитательное, просветительское воздействие единственной панацеей от всех бед в условиях любого строя. Но их абстракция вполне соответствует их задаче, и задача эта вполне актуальна: как воспитать в человеке творца? Таким образом эта абстракция истинна.

Специфика эпохи, породившая новую моральную ситуацию, поставила перед этикой и перед искусством задачи, которые можно решить лишь при их объединении в достижении общей цели. Для определения критерия морального выбора в вероятной конфликтной ситуации в этику необходимо ввести метод критического экспериментирования, "проигрывания" варианта поведения в "предельной", "пограничной" ситуации. Нельзя выводить логику морального выбора из анализа отдельных случаев. Говоря словами И. Канта, такое выведение законов морали из примеров, порождает "смесь нахватанных отовсюду наблюдений и полупродуманных принципов", которая способна доставлять удовольствие лишь в "каждодневной болтовне". Проницательные же люди, говорит И. Кант, - чувствуют здесь путаницу, но не зная, что делать, недовольные отворачиваются от этого" ². В. И. Ленин специально подчеркивал, что "в области явлений общественных нет приема более распространенного и более несостоятельного, как выхватывание ОТДЕЛЬНЫХ фактиков, игра в примеры..." ³. Необходим метод научного экспериментирования - с моделями ситуаций, которые, конечно, тоже конкретны, наглядны, но идеализованы. Так этика приходит к научной фантастике, к тем ее произведениям, в которых с наибольшей силой проявляется "игровая функция" (Р. Нудельман) научной фантастики.

Специфика моральной ситуации нашей эпохи обостряет проблему свободы и ответственности за выбор. Особенно остро специфичность морального выбора проявляется в ситуациях с т. н. "несовершенными средствами", характеризуемых тем, что жизнь, поставившая проблему, еще не создала в этих ситуациях средств для ее разрешения. Оказавшись в такой ситуации, человек одновременно ощущает стимулы, требующие его действия, и стимулы, удерживающие его от этого действия, причем уклонение от выбора - это в конфликтной ситуации тоже выбор (А. Громова. "В кругу света").

Так возникнет "гамлетовская" проблема активности, которую критики не совсем удачно называют проблемой вмешательства. В конфликтной ситуации любое действие, любой выбор - вмешательство, поэтому правильнее говорить о проблеме определения меры активности, способа вмешательства, средствах, адекватных цели. Объективной основой этой проблемы является процесс отчуждения результатов человеческой деятельности, присущей антагонистическим формациям, - такой процесс, когда жизнь, сообщенная человеком предмету - средства, созданные человеком для достижения своих целей, - выступает против него как враждебная и чуждая ⁴. Ф.Энгельс обращал внимание на опасность игнорирования объективно возникающих последствий "второго рода", способных исказить или уничтожить цель ⁵. Именно в сведении этих последствий к минимуму и заключается одно из проявлений движения в "царство свободы".

Процесс отчуждения приводит в ситуации с "несовершенными средствами" к тому, что в ней особенно трудно учесть меру, отделяющую целесообразные средства от несоответствующих цели средств, устраняющих препятствия на пути к цели таким образом, что и сама цель также оказывается уничтоженной.

...Человек высокоразвитой цивилизации, сотрудник Института Экспериментальной (NB!) Истории Антон, послан разведчиком-наблюдателем (NB!) на другую планету. Его задача строго ограничена проверкой базисной теории, разработанной в Институте. Социальный строй государства, в которое направлен Антон, аналогичен феодальному государству, существовавшему на Земле в средние века. Однако Антон обнаруживает новые факты, выходящие за рамки базисной теории. Ему не нравится, что разведчики-наблюдатели связаны но рукам и ногам самой постановкой проблемы. Ему не нравится, что она называется Проблемой Бескровного Воздействия. Он считает, что в его условиях эти приводит к научно "обоснованному" бездействию. Ему кажется недостаточным спасать "книгочеев", помогать восставшим крестьянам деньгами и оружием. Он считает, что зло должно быть уничтожено в кратчайшие сроки и любым путем. Или не любым? - задумывается Антон, И вот крестьянский вождь требует у Антона грозное оружие землян, чтобы, одним ударом стереть с лица планеты всех врагов крестьян. Антон не может спокойно наблюдать муки простых людей, но что будет, если крестьяне выжгут всех своих врагов? Они пойдут по пути свергнутых феодалов - иного пути крестьяне не знают и не могут знать. Так уже было на Земле. Должен ли Антон форсировать события, поторопить историю своим вмешательством? Да, конструктивных предложений у него нет, ему нечем заменить предписания, сформулированные на основе базисной теории. Но ему очень трудно держать себя в руках. Чувство собственного бессилия и собственной подлости кажется ему страшным. Но не менее страшно ожесточиться, забыть о своей роли. Трудно быть ЧЕЛОВЕКОМ, легче быть БОГОМ. Трудно человеку быть богом... ⁶.

В конфликтной моральной ситуации понимание подлости равнодушного, созерцательного отношения ко злу еще не гарантирует положительно морального выбора. Ситуация с несовершенными средствами - не просто сказочный перекресток, на котором каждый ребенок может узнать о последствиях своего выбора по каменному указателю. Проблема "вмешательства - невмешательства" в такой ситуации встает не перед каждым человеком: если она есть для Гамлета, то для Дон Кихота ее нет. Но "проигрывание" ситуации показывает, что большое благородство требуется не только для того, чтобы с риском для собственной жизни помочь людям, добрые намерения могут и увеличить зло.

Решения Гамлета и Дон Кихота контрарны, они не исчерпывают всех вариантов поведения в сложной ситуации. Марксистская концепция активности в ситуации с "несовершенными" средствами превосходит их благодаря своей диалектичности. "Благородные цели должны быть достигнуты" - этот тезис дополняется другим: "достигнуты должны быть именно благородные цели, процесс достижения цели не должен приводить к забвению того, во имя чего борьба была начата". Люди могут и должны вмешиваться в ситуацию, но лишь в той мере, в которой она сама готова к изменению. Отличие марксового понимания насильственного вмешательства в том и состоит, что Маркс не придавал насилию творческой роли, а видел в нем лишь повивальную бабку: "Общество не может ни перескочить через естественные формы развития, ни отменить последние декретами. Но оно может сократить и смягчить муки родов" ⁷. Вмешательство в ситуации с "несовершенными" средствами делает людей свободными не более, чем они "освобождены внутри" ⁸. В противоположность оппортунизму, и анархизму, волюнтаристскому произволу, марксизм понимает революционность практики как совпадение изменения обстоятельств и человеческой деятельности. В сложной ситуации человек становится героем не потому, что он превозмог доводы разума во имя совести, но потому и постольку, поскольку его совесть совпадала с разумом. Объективность процесса отчуждения результатов человеческой деятельности, невозможность предвидения и устранения всех нежелательных последствий морального выбора не освобождает человека от обязанности учитывать и избегать того, что возможно в определенных исторических условиях: историческая необходимость - это необходимость человеческой деятельности.

Мы не раскрыли всех сторон связи этики и научной фантастики как, естественно, не раскрыл и всей проблематики самой этики и самой фантастики. Но мы и не оставили себе такой задачи. Мы лишь хотели обратить внимание на проблему и предложить способ ее разрешения.

При анализе любого художественного произведения есть, опасность подложить автору "кукушкины яйца". При рассмотрении художественного произведения рождаются многозначные ассоциации, в рамках определенной общей оценки возможны многие толкования: там всегда есть добро и зло, всегда вызываются определенные эмоции, а их конкретная интерпретация может быть весьма различной, аллегорической - в этом и проявляется специфика искусства. Но в научно-фантастическом произведении аллегория может быть только вторичным явлением, лобовые аллегории НЕПРАВОМЕРНЫ. На первом плане научно-фантастического произведения анализируются просто некоторые типовые возможные ситуации, позволяющие множество конкретных, интерпретаций, НО ОДНУ И ТОЛЬКО ОДНУ ТРАКТОВКУ ПО СУЩЕСТВУ. Эта идеализованная ситуация, если метод ее построения и исследования был действительно научным) не просто что-то напоминает и какие-то чувства вызывает, но является именно такой и никакой другой (так же как научный эксперимент в отличие от музыкального произведения).

ИНТЕРЕСНЫЕ СТАТЬИ

Зубакин Ю. По заветам Ильича

Харитонов Е. «Русское поле» утопий

Малина Ф. Космос в искусстве и искусство в космосе

Ревич В. Одоевский и его «4338-й год»

Севастьянов В. Симфония космоса