История Фэндома
Русская Фантастика История Фэндома История Фэндома

А. Громова

НА ПОРОГЕ НЕВЕДОМОГО ВЕКА

СТАТЬИ О ФАНТАСТИКЕ

© А. Громова, 1962

Молодая гвардия (М.). - 1962. - 6. - С. 268-273.

Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2001

Советская научная фантастика стремительно растет и вглубь и вширь. Появились новые темы, новые имена. Аркадий и Борис Стругацкие, Анатолий Днепров, Владимир Савченко, Валентина Журавлева и другие лишь недавно заявили о себе первыми рассказами, а сегодня уже нельзя говорить о перспективах развития нашей научной фантастики, не учитывая их поисков и достижений.

Стремительное развитие научной фантастики, конечно, не случайность. Оно вызвано все возрастающей потребностью наших современников яснее увидеть очертания будущего - хотя бы завтрашнего - дня. Наступает эпоха завоевания космоса, эпоха кибернетики и полимеров, ядерной энергии и полупроводников, эпоха, на пороге которой мы стоим, удивленно глядя на грандиозные ее очертания, еле проступающие сквозь рассветную дымку. Еще слабо различимы извилины даже тех путей, по которым мы уже сделали первые шаги.

Это неудивительно. Ведь судорожно дергающиеся фигуры в кадрах братьев Люмьер шестьдесят лет тому назад производили впечатление забавного аттракциона, а между тем это было рождением нового, блистательного и мощного искусства кино. "Летающие этажерки" первых авиаторов приносили вначале мало практической пользы, но это был первый шаг к завоеванию воздуха. И, конечно, не в следующем столетии, а уже лет через десять-пятнадцать нам покажется устарелой конструкция ракеты, на которой летал Юрий Гагарин. Однако первые два часа, проведенные человеком в космосе, навсегда сохранят свое значение: человек, преодолев притяжение родной планеты, впервые шагнул в космос, и отсюда, от этой точки, лягут все будущие трассы космонавтов к планетам и звездам.

Полет в космос еще совсем недавно многим казался фантастикой. Не так давно яростно отрицали кибернетику и не имели понятия о чудесных свойствах полимеров. Всегда и во все века человечеству трудно было расставаться с иллюзиями. Понадобились жестокая борьба и усилия мысли, чтобы понять и признать, что Земля не является центром вселенной и Солнце не ходит вокруг нее. Не так-то легко примирились современники Дарвина с тем, что человек - это логическое следствие эволюционного развития какой-то группы обезьян. А в наши дни многим и многим трудно представить себе, что разумные существа живут не только на Земле и что они, возможно, очень отличаются от нас, У большинства вызывает еще инстинктивное сопротивление мысль о том, что кибернетическая машина способна - в перспективе - имитировать очень сложные функции головного мозга, что она сможет "обучаться" в процессе работы, ориентироваться в сложной изменчивой обстановке, выбирать наилучшее решение. Но и эта иллюзия неповторимости, уникальности человеческого сознания - и она исчезнет "при свете просвещенья".

Наука и техника все более властно вторгаются в жизнь, переделывая и перекраивая не только экономику и быт, но и мировосприятие, мироощущение нашего современника. Но темп жизни необычайно ускорился, и человеческая психика не всегда поспевает за ним. Речь в данном случае идет не о тех безнадежно отсталых индивидуумах, которые на пороге коммунизма видят смысл жизни в накоплении личного имущества. Речь идет о тех, кто правильно понимает перспективы развития нашего мира, но понимает в ряде случаев лишь умозрительно, неконкретно.

Конечно, к новому миру, возникающему на наших глазах, постепенно приучают человека и газеты, и радио, и популяризаторские работы ученых. Но, пожалуй, решающая роль тут принадлежит искусству. Магия искусства верней всего рушит барьеры в душе человека, штурмует косность чувств и навыков. Искусство предугадывает, искусство указывает путь, искусство учит идти по неизведанным и трудным путям и находить в этом радость и гордость.

И тут слово прежде всего за научной фантастикой. Именно она, представляющая собой органический сплав науки и искусства, может ясней всего увидеть и воплотить в ярких образах то, что сбудется завтра, через десять, через сто или тысячу лет. Именно она способна предугадать, как повлияют на человека результаты дальнейшего прогресса науки и техники, все более полного овладения природой, все более глубокого познания мира, как они отразятся не только в бытовом укладе, но и в психике людей будущего. Поэтому так тянутся к научной фантастике наши современники, стоящие на. пороге нового, великолепного и сложного мира.

Своеобразие жанра научной фантастики состоит именно в том, что в художественную ее ткань, как нити основы, прочно вплетаются линии смелого научного предвидения, научного поиска, пускай иногда и пренебрегающего точными доказательствами, пропускающего необходимые звенья исследования, но идущего по какому-то принципиально важному и интересному пути. Научная фантастика без полета мысли, без уменья опережать время существовать не может.

Но даже самая смелая, самая великолепная идея не определяет удачи произведения. Можно и нужно спорить о том, какова специфика работы над образом в произведениях научной фантастики, но ясно одно: без убедительно очерченных характеров героев, действующих в так же убедительно очерченной обстановке, этот жанр не может существовать в границах искусства.

Между тем одна из серьезнейших причин, и сегодня еще притормаживающих развитие нашей научной фантастики, - это та сознательная или невольная скидка на жанр, которую так часто делают не только критики, но и сами писатели: ну, что, дескать, возьмешь с научной фантастики? - побольше бы всяких технических выдумок, а создание характеров - это уже из другой оперы. И скидки делаются. И научно-фантастические повести в ряде случаев превращаются в какую-то странную мешанину из более или менее удачных домыслов на темы науки и пародийно схематичных, а то и попросту пошлых "личных" мотивов.

Вполне естественно, что если такие опусы находят защитников (делающих скидку все на ту же фатальную специфику жанра), то еще легче становятся они мишенью для вполне справедливых насмешек над "пошлостью в космическом масштабе". Однако зачастую атака против неудачных произведений перерастает, порой помимо воли критика, в атаку против жанра. Я уже не говорю о таких статьях, как, например, "Вымысел без мысли" В. Шитовой ("Юность", № 9, 1961 г.), где производится лихой кавалерийский наскок на всю нашу современную научную фантастику, - лихость критика тут объясняется полнейшим непониманием жанра и отсутствием интереса к нему.

Но вот В. Кардин в статье "Преодолев земное притяженье" ("Октябрь", № 3 за 1961 г.) берет под обстрел действительно неудачные произведения наших научных фантастов. Очень остроумно и доказательно критикуя эти произведения и справедливо замечая при этом, что "лепка характеров, разработка психологии героев... обязательны для научного фантаста не меньше, чем для всякого художника", В. Кардин тут же объявляет, что наша научная фантастика опирается в основном на традиции Жюля Верна, который, как считает сам критик, рисовал своих героев лишь двумя красками и при помощи прямых линий. Можно спорить о том, всегда ли Жюль Верн прибегал к такому методу изображения (хотя бы по поводу образа капитана Немо); но если В. Кардин вообще считает, что традиция условного, схематичного изображения героев действительно является главенствующей в нашей научной фантастике и "несомненная плодотворность ее не нуждается в защите и доказательствах", то как же можно требовать от бедных фантастов "лепки характеров и разработки психологии героев"? Пускай себе создают "манекеноподобных астронавтов с учеными званьями и профессорским апломбом"!

Неудивительно после этого, что В. Кардин, смеясь над поистине удивительными "космическими страстями" героев "Лунной дороги" А. Казанцева, тут же в отчаянии восклицает: "Пути научной фантастики неисповедимы!" Думается, дело тут все в той же злополучной подсознательной уверенности в том, что научная фантастика - это все-таки не совсем искусство (не случайно В. Кардин ни разу не вспомнил о непревзойденном мастере в этой области - Герберте Уэллсе).

Порочный круг скидок замыкается совершенно неизбежно: редакции "серьезных" журналов большей частью даже не принимают к рассмотрению рукописи научно-фантастических произведений. Дело, мол, не в том, хорошо или плохо ваше произведение, - просто мы не печатаем научной фантастики (подтекст такой: не печатаем потому, что это литература второго сорта).

Долой эти скидки, надо их бояться как огня! Научная фантастика - равноправный и очень интересный вид искусства слова. У нее своя специфика и свои очень важные задачи. С этой точки зрения ее и следует рассматривать и с этой точки зрения следует предъявлять к ней самые высокие требования. Только ясное понимание целей научной фантастики и рожденная этим пониманием взыскательность могут обеспечить ее полноценное развитие.

Одна из важнейших задач научной фантастики - приучить человека жить в будущем, воспринимать это будущее как реальность, учитывать неотвратимость его прихода и на этом основании судить о сегодняшнем дне. Этого, конечно, можно достичь лишь средствами искусства, создавая понятные, близкие нам характеры людей, которые действуют в условиях необычных, удивительных, фантастических, но изображенных достоверно и убедительно. Уэллсовский человек-невидимка потому так потрясает воображение, что его трагическая судьба развертывается на очень точном, реалистически выписанном фоне. Вторжение марсиан в "Войне миров" тоже закреплено точными бытовыми и психологическими деталями. Если же в произведении все фантастично, все отрешено от реальности - и обстановка, и события, и люди, как, например, в "Гриаде" А. Колпакова, - то читательское восприятие теряет опору и произведение воспринимается лишь как сказка, более или менее увлекательная.

Конечно, если писатель пытается перешагнуть мыслью через многие века, то он неизбежно несет потери, ибо самые блистательные картины будущего мира, созданные его фантазией, не будут подкреплены достаточно убедительным и точным анализом психологии героев. И. А. Ефремов в повестях "Туманность Андромеды" и "Сердце змеи" дал образцы интереснейших утопий, основанных на научном предвидении. Однако герои в этих произведениях скорее иллюстрируют идеи, чем существуют сами по себе. То же можно сказать и о романе "Магелланово облако" его польского собрата Станислава Лема. Конечно, это вовсе не означает, что такие утопии писать не следует. Их неизбежные недочеты в очень большой степени компенсируются несомненными преимуществами, которые дает смелый полет мысли, чувство перспективы, пафос благородных идей.

Но вот тот же Станислав Лем пишет рассказы "Испытание", "Патруль", "Альбатрос". Они тоже о будущем, о времени, когда уже проложены трассы Земля - Луна, Земля - Марс, Марс - Луна и когда пассажиры космических лайнеров находятся в условиях, которым может позавидовать сегодняшний пассажир океанского парохода. Эта фантастическая обстановка изображена очень убедительно и, можно сказать, реалистично. А особую убедительность всему придает характер главного героя, его реакция на окружающее. В этих рассказах один и тот же главный герой - космонавт Пиркс. Только в "Испытании" он курсант, совершающий первый пробный полет, а в "Альбатросе" - уже пилот, который в данную минуту является пассажиром на борту космического лайнера. Условия фантастические? Да, конечно! Где мог видеть Станислав Лем, как гибнет космический корабль и как другие корабли со всех сторон спешат ему на помощь, пытаясь спасти людей? Где он слышал властный голос Луны Главной, командующей спасательными работами, где видел экран телевизора, на котором гибнущий "Альбатрос" похож на тлеющую тонкую черточку, окруженную все сгущающимся облаком дыма? Почему же, читая эти рассказы, воспринимаешь то, что рассказано в них, как реальность? Потому что пилот Пиркс близок и понятен во всех своих душевных движениях. Именно так и мы могли бы реагировать на подобные события. Умело сочетая смелую фантазию с прочной опорой на реальность сегодняшнего дня, Станислав Лем добивается прекрасных результатов.

В рассказе Аркадия и Бориса Стругацких "Почти такие же" присутствует то же драгоценное ощущение реальности и достоверности фантастичного. Герои этого рассказа тренируются перед полетом в космос. Примерно так же тренировались Юрий Гагарин, Герман Титов и их товарищи. Только герои этого рассказа никак не могут претендовать на роль пионеров космоса: уже налажены рейсы между планетами и уходит в космос первая межзвездная экспедиция. Они мечтают о полетах к далеким звездам и спорят о том, зачем человеку звезды (о планетах, близких к Земле, спору уже нет, все ясно, они оказались очень нужны). У них другой быт, основанный на более высоком техническом уровне, чем у нас. Но это те же люди, почти такие же, как мы, только живущие в мире, более просторном, богатом и, надо полагать, более гармонично устроенном, чем наш. Они влюбляются и страдают от размолвок, они мечтают и спорят, шутят и грустят - не почти как мы, а так же, как мы.

Одна из наиболее привлекательных черт дарования Аркадия и Бориса Стругацких - это уменье экономными штрихами рисовать характеры героев без дешевой патетики и сентиментальности. С этой точки зрения едва ли не лучший их рассказ "Белый конус Алаида". Герой этого рассказа - суровый, замкнутый "космический волк" Ашмарин и его молодые помощники Гальцев и Сорочинский выписаны так четко, что фантастическое повествование приобретает чисто реалистическую, почти бытовую достоверность и убедительность. Теми же качествами отличаются повести "Страна багровых туч" и "Путь на Амальтею" - все здесь дается через восприятие героев, психология которых нам понятна, а поэтому и самые фантастические события выглядят как реальные или, во всяком случае, как вполне возможные.

По этому же верному и самому надежному пути идут молодые фантасты Владимир Савченко и Анатолий Днепров. Правда, их произведения пока все же привлекают больше смелой выдумкой, полетом мысли, чем оригинальными, запоминающимися характерами. Но недостаточная глубина и четкость образов кажутся у этих очень одаренных авторов лишь болезнями роста. Герои их произведений - не те унылые схемы, старательно обклеенные всякого рода ярлычками, какие путешествуют по страницам многих книг, выходящих под заманчивым грифом "Научная фантастика". Это, может быть, еще не портреты, а лишь карандашные наброски, но и в этих набросках чувствуется верный глаз и художественный вкус. А уменье свободно и смело мыслить, уменье ставить и решать острые политические и моральные проблемы привлекают и в рассказах Анатолия Днепрова (назовем хотя бы такие прекрасные рассказы, как "Уравнения Максвелла" или "Крабы идут по острову") и в "Черных звездах" Владимира Савченко. Это очень интересное и многообещающее начало пути.

Научная фантастика - синтез, сплав науки и искусства. Но числится она. именно "по ведомству искусства", и задачи у нее те же, что у искусства. Об этом надо помнить. Напрасно В. Ревич восклицает: "Фантасты, торопитесь!" (так названа его статья, опубликованная в "Литературной газете" за 23 января 1960 г.), полагая, что если люди побывают, к примеру, на Марсе и Венере, то произведения научных фантастов, описывающие полеты на эти планеты, совершенно утратят значение. Нельзя сводить роль научной фантастики к предвидению, более или менее точному. Примеров такого предвидения можно назвать немало. Не говоря уж о многих произведениях Жюля Верна, стоит вспомнить хотя бы такие рассказы И. Ефремова, как "Алмазная труба", "Голец Подлунный", "Озеро Горных Духов", фантастические гипотезы которых уже стали самой доподлинной реальностью. Но нельзя оценку произведения искусства сводить к этакой игре в отгадку: угадал - молодец, не угадал - плохо твое дело.

Конечно, после того как люди побывают на Марсе или на Венере, им уже совсем расхочется читать наспех состряпанные книги вроде повестей К. Волкова "Марс пробуждается" или Л. Оношко "На оранжевой планете". Но настоящие произведения искусства всегда сохранят свою силу. Ведь и в то время, когда впервые вышла в свет "Аэлита" А. Толстого, было известно, что условия жизни на Марсе совсем не таковы, как это изображено в книге. Но инженер Лось, красноармеец Гусев и марсианка Аэлита и сейчас продолжают покорять сердца читателей. И после того как мы побываем на Марсе и точно установим, существуют ли марсиане и похожи ли они хоть отчасти на кровожадных Слизняков, описанных Уэллсом, для нас не погибнет своеобразное мрачное обаяние "Войны миров" и останутся в памяти боевые треножники, шагающие через реки и поля, и зловещая красная марсианская трава, буйно разрастающаяся на равнинах и холмах Англии, опаленных небесной войной, и тоскливый протяжный крик умирающих марсиан: "Улла! Улла!" Это останется навсегда, потому что это подлинное высокое искусство, потому что магия художника заставила нас увидеть фантастические, небывалые события как бы воочию, через восприятие реального человека той эпохи - рассказчика и главного героя романа.

Идея войны миров, враждебности между мыслящими существами, которую и сейчас усиленно пропагандирует реакционная фантастика, особенно в США, не приемлется советскими научными фантастами. Мы верим, что не вражда, а дружба и сотрудничество - закон жизни и на нашей планете и на других и что мыслящие существа могут найти способ договориться и установить дружеский контакт. Мы не разделяем, конечно, и пессимистических прогнозов Уэллса насчет будущего человечества. Но романы и рассказы Уэллса остаются для нас образцом высокого мастерства в научной фантастике.

Советская научная фантастика давно отказалась от балансирования "на грани возможного", которое ей строго предписывали в минувшие годы, которое сковывало ее, лишало крыльев, ограничивало горизонт. Она широко и свободно шагает вперед, вдохновляемая стремительным движением современной науки по всему фронту. И, пожалуй, самая главная задача, которая стоит сейчас перед ней, - это решение вопросов мастерства, поиски новых, специфических для жанра, наиболее эффективных средств художественной выразительности. Именно на этом пути добиваются значительных успехов лучшие из наших молодых фантастов.



Русская фантастика > ФЭНДОМ > Фантастика >
Книги | Фантасты | Статьи | Библиография | Теория | Живопись | Юмор | Фэнзины | Филателия
Русская фантастика > ФЭНДОМ >
Фантастика | Конвенты | Клубы | Фотографии | ФИДО | Интервью | Новости
Оставьте Ваши замечания, предложения, мнения!
© Фэндом.ru, Гл. редактор Юрий Зубакин 2001-2021
© Русская фантастика, Гл. редактор Дмитрий Ватолин 2001
© Дизайн Владимир Савватеев 2001
© Верстка Алексей Жабин 2001