ФАНТАСТИКА И ХАРАКТЕРЫ

Своей завидной популярностью фантастика обязана не только притягательной силе необыкновенного и смелому полету мечты, но и высоким художественным достоинствам ее лучших произведений. Классики фантастического жанра Жюль Верн, Г. Уэллс, А. Толстой, А. Беляев и наши талантливые современники-фантасты, такие, как К. Саймак, А. Казанцев, всегда придавали огромное значение художественным достоинствам своих романов, повестей и рассказов. Именно поэтому наша память хранит образ отважного капитана Немо, романтической Аэлиты, чистого сердцем Ихтиандра, рыцаря науки профессора Кленова и многих других героев. Но вот сравнительно недавно художественность в фантастике была поставлена под сомнение так называемым "философским" направлением. По мнению его адептов (братьев Стругацких, А. Громовой, Р. Нудельмана, Г. Альтова и других), фантастика - всего лишь литературный прием, под знаком которого все дозволено. Предметом фантастики был объявлен не герой, воплощенный в правдивый образ и наделенный характером, эмоциями, а некое абстрактное "приключение мысли". Это привело к схематизму, обезличке и подражательству. "Философское" направление увлеклось западной модой на мрачные романы и повести- "предупреждения", в которых человечеству пророчились грядущие бедствия и всяческие ужасы. Строились произвольные модели будущего, лепились модели инопланетного феодализма и фашизма, превозносилась телепатия. Все эти заблуждения и социально-историческое дилетантство вызвали резкую критику в печати со стороны ученых, писателей, философов. Приняли участие в этой полемике на страницах "Известий", "Молодого коммуниста", "Юности", "Москвы", "Литературной газеты" и других газет и журналов также и читатели. Стало ясным, что "философское" направление общественной поддержкой не пользуется. Тогда оно переименовало себя в "новую", "интеллектуальную школу фантастики".

Но смена "вывески" ничего не могла изменить, взгляды и методы остались прежними. Они и завели "интеллектуалов" в тупик дегероизации и бесперспективности. Читатель утратил к их писаниям интерес. Сейчас все эти "Хищные вещи века" и "Уравнения с Бледного Нептуна" недвижимо лежат на книжных полках. Не может заменить "приключение мысли" с мистическим душком ни живых образов, ни полнокровных характеров, ни человеческих эмоций, ни глубоких мыслей. Слабые художественно, творения "философо-интеллектуалов" быстро отжили свой век.

Непреходящая же ценность, скажем, творений Жюля Верна и А. Толстого состоит вовсе не в генерации научных идей и гипотез, как это полагают некоторые, а в выдающихся художественных достоинствах, в создании запоминающихся образов передовых людей того времени, в правдивом отражении жизни и ее наиболее прогрессивных тенденций - и научных и общественных. Так, о Гусеве из "Аэлиты" А. Толстого К. Чуковский писал, что это "образ широчайше обобщенный, доведенный до национального типа". В создании "широчайше обобщенных" образов и таится секрет неувядающей популярности Жюля Верна и А. Толстого.

Понимая, что зашли в тупик, кое-кто из представителей "интеллектуальной школы" начинает искать выход. Так, фантаст Г. Альтов в послесловии к своему сборнику повестей "Опаляющий разум" пишет: "фантастика не прекратится, не исчерпается. Но ей придется стать серьезнее. Чуть-чуть поумнеть". По форме правильно. Но какое в нее вкладывается содержание?

Из рассуждений Г. Альтова вытекает, что для фантастов сейчас главнейшее - поднабраться научных познаний и строгой логики, чтобы бросить вызов ученым: делайте, мол, какие угодно открытия - мы вас все равно перегоним! Лозунг этот авангардистский. Г. Альтов явно забывает, что литература прежде всего человековедение и не приспособлена решать задачи, ей не свойственные. Обратить фантастику в наконечник стрелы научно-технического прогресса - значит сознательно отлучить ее от художественной литературы, ибо в этом случае достоинства и задачи художественные неизбежно будут оттеснены куда-то на задний план.

Фантазированию предела нет. Но фантазирование и фантастика не одно и то же. Если фантастика приучает мыслить, анализировать, зовет к действию, то фантазирование развивает лишь инертную маниловскую мечтательность и слепую доверчивость к любому абсурду.

Делаются и более серьезные попытки "усерьезнить" фантастику, но при этом забывают, что сейчас не жюльверновские времена, когда научные проблемы в силу их сравнительной простоты и доступности легко и органично вплетались в художественную ткань произведений. Ныне эти проблемы крайне сложны и специфичны, что воздвигает барьер "несовместимости" между научной основой и литературно-художественной тканью. Соблюсти меру, органично, увлекательно и художественно сплавить их воедино - труднейшая задача.

Современного читателя трудно удивить и захватить каким-либо изобретением или открытием. Дитя века научно-технического взрыва, он к нему привык, открытия, изобретения для него - уже повседневность. Поэтому произведения, базирующиеся на так называемом "приключении" научно-технической мысли, уже не могут иметь - и не имеют - прежнего успеха у читателя. Успех этот приходит лишь в том случае, когда "приключение" органично слито с судьбами героев, которые показаны людьми яркими, с характерами сильными, участниками больших событий, где разворачивается борьба идей, высок накал эмоций, остры коллизии. Но тогда приключение мысли неизбежно отходит на задний план, превращаясь в своего рода жанровый аксессуар.

Человечество все более пытливо вглядывается в прошлое и с пристальным интересом заглядывает в будущее. Все это находит свое отражение и в литературе. Вот почему социальная фантастика сейчас все больше теснит фантастику научно-техническую.

Я вообще склонен считать, что наступило время отказаться от термина "научная фантастика", - он уже не отражает содержание жанра. И чем дальше, тем разительней будет это несоответствие. В какой-то мере это, кажется, предвидел еще Г. Уэллс, умевший как никто соблюдать меру между научным и социальным содержанием своих романов и рассказов. Неизменно отдавая приоритет художественной стороне дела, он тем самым обеспечил своим творениям долгую жизнь и неувядающую популярность.

Видимо, и современной советской фантастике необходимо повысить внимание и взыскательность к художественным достоинствам, которые оставляют желать много лучшего. Разумеется, все это не столь просто и легко. Помимо желания, нужна еще квалифицированная и доброжелательная поддержка критики.