ЭТА РЕАЛЬНАЯ ФАНТАСТИКА

В АВТОРСКОМ предисловии к роману "Буранный полустанок" Чингиз Айтматов так оценивает роль фантастического элемента в современной литературе: "Фантастическое - это метафора жизни, позволяющая увидеть ее под новым, неожиданным углом зрения. Метафоры сделались особенно необходимыми в наш век не только из-за вторжения научно-технических свершений в область вчерешней фантастики, но скорее потому, что фантастичен мир, в котором мы живем..."

Не правда ли, в этих словах, утверждающих высокое и важное предназначение популярного жанра, нет ничего, что оправдывало бы появление мелкотемья, которое заполняет иные сборники, или откровенной бульварщины некоторых пухлых романов, которые, как это ни странно, даже переиздаются. Поэтому мы прежде всего сосредоточим внимание на тех новинках фантастической литературы, которые при всей их неравноценности все же одухотворены и благородными идеями, и, как говорили в старину, изяществом слога. Именно такую фантастику имеет в виду Ч. Айтматов.

Интересным произведением в "молодогвардейском" сборнике С. Гансовского "Человек, который сделал Балтийское, море" представляется рассказ-пьеса "Млечный Путь". Несмотря на столь галактическое название, это произведение о нашем современнике, о славном пути старшего поколения советских людей.

Февральским вечером в квартире рабочего-пенсионера Павла Ивановича Алексеева раздается звонок - с ним установили связь наши дальние потомки. Старик долго не может уразуметь, почему их выбор пал на него. Ничего особенного, по его мнению, в его жизни не происходило. В молодости участвовал в гражданской, трудился на стройках первой пятилетки, варил сталь для фронта, хоть и в тылу, но война не обошла его - погибли жена, сыновья... Вот если бы сейчас он снова стал тем девятнадцатилетним парнем, который 23 февраля 1918 года (памятная дата!) лежал в окопе под Нарвой, он, может быть, по-иному построил бы жизнь...

И Будущее с его волшебными свойствами дает возможность старику поговорить с собственной юностью. Казалось бы, он может от многого предостеречь неопытного парня, многому научить, а в результате оказывается, что учить-то нечему, потому что он и без того в жизни всегда поступал по совести: первым вставал в атаку, не щадил сил на заводе, отдавал хлебные карточки детям... Фантастика в этом рассказе - публицистический прием, потребовавшийся автору, чтобы подчеркнуть величие дел рядового труженика.

Тоже рабочий, только уже молодой, опять-таки наш современник, стал главным героем другой фантастической книжки - "сказки большого города" "Осторожно, волшебное!" Н. Соколовой ("Советский писатель").

Параллельно с нашим деловым миром писательница изображает разнообразный мир духов и домовых, злых и добрых волшебников, они опекают дома, деревья, людей, принимают деятельное участие в людских хлопотах...

Волшебное в романе Н. Соколовой имеет двойкой смысл. Злые, низменные начала - это и вправду нечто нечеловеческое, потустороннее, чего никак нельзя допустить в сердце. Наоборот, доброе - это тоже волшебство, но поэтическое, нежное, таинственное и притягательное, которое нужно оберегать от вредных посягательств, как оберегают люди и духи многовековые дубы в старом русском городе.

Роман Н. Соколовой написан весьма своеобразно. Писательница смешивает разные стили и жанры, вступает в перебранку с героями, насмешничает над собой и читателями, дает разные варианты завязок и развязок - и в результате этой пестрой смеси возникает достаточно однородный сплав увлекательного и забавного повествования о наших повседневных радостях и горестях, фантастический элемент опять-таки освещает весь этот быт некими сверхлучами.

В фантастике Вадима Шефнера не встретишь ни волшебников, ни привидений, но тем не менее это самая доподлинная, может быть, даже более сказочная сказка, чем вся колдовщина Н. Соколовой. Не исключено, что именно книги В. Шефнера окончательно добили представление о научной фантастике, как о разновидности дисциплин, преподающихся с кафедр МВТУ или физтеха, и способствовали приближению ее к художественной сущности. "Ведь Шефнер писал даже не научную фантастику, а не разбери-бери что, смешивал бред и быт". Не подумайте, что это я так фамильярно комментирую одного из своих любимых поэтов, это он сам о себе так отзывается, точнее - так отзывается о нем герой нового романа В. Шефнера "Лачуга должника" ("Звезда", № 6, 1982). Похожие во многих чертах друг на друга, герои В. Шефнера ни на кого не похожи. Только персонаж В. Шефнера способен пойти встречать космических пришельцев с поллитровкой (в "Курфюрсте Курляндии") или споить эликсир бессмертия поросенку - уже в новом романе. О том, что этот роман - юмористический, сатирический, иронический и тому подобное, читатель может догадаться сразу из рифмованного подзаголовка: "Роман случайностей, неосторожностей, нелепых крайностей и невозможностей". Но в то же время и этот роман, и вся остальная фантастика ленинградского писателя - вовсе не развлекательная юмореска. Мы смеемся над похождениями его чудаковатых героев, но чувствуем горечь, боль за нелепо исковерканные судьбы, за глубокие сердечные раны, которые его персонажи бессознательно, а другие и сознательно наносят ближним и дальним...

Упомянем еще одно нетипичное для фантастических обзоров произведение. Библиотеку такого редчайшего жанра, как фантастическая поэма, пополнила книга Артема Дубровина. "Звездный век" ("Советский писатель"). Романтическая публицистичность этой поэмы, ее революционный пафос, ее свободные, как говорится, раскованные ритмы сразу вызывают в памяти строки раннего Маяковского.

Конечно, как об отдельном писателе, так и о целой литературной отрасли судить следует прежде всего по вершинам, однако утверждать что для новейшей фантастики в первую очередь характерны вышеупомянутые произведения - это значило бы заниматься приписками. Одна из тяжелых болезней, поразивших множество, если не сказать большинство, ежегодников, сборников, отдельных книг, - это вторичность, то есть фантастика, рожденная не жизнью, а фантастикой же, кем-то уже - и не однажды - написанной, кем-то уже придуманной. Из книги в книгу, словно переворачивающиеся картинки в детских кубиках, кочуют одни и те же ситуации, не углубленные ни новыми мыслями, ни оригинальными поворотами. Меняются разве что имена персонажей и названия звездолетов.

Иногда заимствование происходит простодушно. Вот рассказ С. Ахметова и А. Янтера "Синяя смерть" (сборник "На суше и на море". Издательство "Мысль"). Берется из рассказа И. А. Ефремова гигантский пустынный червяк олгой-хорхой и переносится под своим именем в новый рассказ. Член советско-монгольской экспедиции, работающей в Гоби, с удовлетворением констатирует, что Иван Антонович, оказывается, был прав. Рассказ занимает три четверти печатного листа... Могу предложить составителям ежегодника множество первосортных сюжетов в качестве развития творческой находки авторов "Синей смерти". Например: нынешняя Латинская Америка, искусный хирург Экватор, ученик доктора Сальватора, пересаживает жабры молодой акулы одному молодому человеку. Человек-амфибия служит посыльным в партизанском отряде, ловко ускользая всякий раз от лап реакционной хунты...

В романе М. Гребенюка "Парадокс времени" ("Ёш гвардия", Ташкент) мы наблюдаем своеобразную энциклопедию фантастических мотивов, которые активно прорабатывались в последнюю четверть века. Здесь есть неандерталец, улетевший с пришельцами и вернувшийся на Землю в наши дни, единые семена Разума, разбрасываемые сверхцивилизацией по подходящим планетам, гибель Атлантиды, захват Луны, летающие тарелки, теория Козырева об энергии времени и т. д. Многочисленные инопланетяне носят экзотические имена, традиционно состоящие из труднопроизносимых сочетаний русских согласных. И даже зловещие космические пираты, предводитель которых намерен оккупировать Землю, тоже уже были.

А в "Тайне инженера Грейвса" Ю. Тупицына (Нижие-Волжское издательство) мы обнаруживаем вариацию хорошо известного фантастического сюжета об ученом-маньяке, вздумавшем уничтожить насквозь порочный, с его точки зрения, мир с помощью сверхмощной бомбы. Встретив подобный сюжет в зарубежной фантастике, мы не преминем над ним посмеяться, так стоит ли браться за него советскому автору. Ю. Тупицын, правда, вводит дополнительный мотив. Инженер Грейвс сошел с ума не сам по себе, его специально довели до такого состояния злобные империалисты, чтобы уничтожить Землю чужими руками. Но такое уточнение мало что меняет...

Впрочем, произведения, заимствующие сюжеты, как правило, заимствуют и идеи, расхожие, но вполне добропорядочные. Хуже, когда приходится говорить о странности или, по меньшей мере, непродуманности замысла. Читая иные страницы, просто диву даешься: что ж хотели сказать авторы и для чего они вообще обратились к фантастике?

"ЖЕРТВУЯ" многими "маститыми" именами, хотелось бы сказать еще хоть несколько слов о первых фантастических книгах. Таких "премьер" за последнее время случилось немало, что само по себе показательно: ведь до сих пор раздаются голоса о "кризисе" в фантастике, о том; что она исчерпала запас тем, идей и сюжетов доказательными иллюстрациями как раз обратного процесса.

Украинский писатель Леонид Панасенко написал роман "Садовники Солнца". Это его первая книга на русском языке. Попытка создать утопию о прекрасном, совершенном мире, - а действие "Садовников..." происходит в третьем тысячелетии, - всегда заслуживает уважения, тем более, что Л. Панасенко обратил главное внимание не на научно-технический антураж (здесь он мог быть даже несколько изобретательней), а на отношения людей, на некоторые особенности социального устройства изображаемого им общества будущего.

"Бытовое" объяснение чудес можно найти в рассказах Н. Катерли, выпустившей в Ленинграде свой первый сборник "Окна". Пронизанные причудливой фантазией, эти рассказы Н. Катерли - об истинных духовных ценностях.

Говоря о первых книгах, нельзя не сказать, что если многим из молодых писателей приходится ждать своей первой книжки неоправданно долго, так что ко времени ее выхода они становятся уже и не совсем молодыми, то, к сожалению, бывают и случаи, когда проявляется столь же неоправданная поспешность.

Вот перед нами первая книга фантаста, достоинства которой - сошлемся на мнение автора предисловия Ю. Медведева, тоже недавно дебютировавшего в жанре фантастики, - немалы: и ошеломляющая парадоксальность идей, и изящество развития сюжетной мысли, и красота научного мышления. Берем для примера один из рассказов книги Дмитрия Де-Спиллера "Поющие скалы" ("Молодая гвардия") под названием "Шестикрылые осы". Рассказ упомянут в предисловии, следовательно, не худший. Земные космонавты, подлетая к одной из далеких планет, внезапно видят на ее поверхности изображение осы гигантских размеров. Одного пилота зрелище поражает настолько, что он забывает включить (или выключить) некие серводвигатели и грохается о поверхность планеты, куда вовсе не собирался садиться, и при этом остается невредимым. Парадоксальность идеи в данном случае заключается, видимо, в смелом допущении: межзвездные корабли будут управляться примерно так же, как современные "Жигули", на которых, зазевавшись, можно запросто врезаться в ближайший столб. Но это попутное замечание. Возвратимся к осам.

Земные формы в нескольких парсеках от Земли! Читатель заинтригован. Что же оказалось? Ничего особенного - кристаллические образования из инея, вроде листьев папоротника на замерзшем стекле. Действительно - как просто! Замысел рассказа этим и исчерпывается, но вопрос все-таки остался: что же хочет автор сказать своим рассказом, зачем он сочиняет его? Легко убедиться, что научной парадоксальности здесь нет. Но может быть, автору удалось впечатляюще передать переживания людей, столкнувшихся в космосе с неведомым, ведь изобразить событие и изобразить реакцию на событие - это не одно и то же. Чтобы избежать упрека в предвзятости, снова сошлемся на мнение автора предисловия, доброжелательность которого, разумеется, вне сомнений: "У Де-Спиллера герои в разных рассказах разные, но они настолько лишены каких-либо индивидуальных черт, настолько не персонифицированы, что читатель вряд ли отличит их друг от друга, тем паче что все они напоминают слишком уж рациональным поведением роботов одной серии...". Роботы вместо людей - очень верно подмечено, очень типично для подобной фантастики. Автор предисловия добросовестно не обходит и другие недостатки рекомендуемой им книги: "сюжетная монотонность, наукообразность изложения, не всегда уверенное владение литературным инструментарием..." Я понимаю, как обидно автору первой книги услышать столь уничижительную критику. Естественнее, однако, было бы оставить ее, скажем, во внутренней рецензии, нежели в предисловии к вышедшей книге, иначе напрашивается вопрос: может быть, начинающему фантасту стоило бы еще, как говорится, "поработать над собой"? И не скрывается ли в подобных предисловиях прозрачненький подтекст: мол, владение литературным мастерством - дело второстепенное и необязательное, мол, для фантаста есть вещи поважнее, хотя на поверку оказывается, что их тоже нет, да и быть не может. Едва ли стоит доказывать, что подобную точку зрения надо отвергнуть самым решительным образом. Мастерство и идейность связаны неразрывными узами, для фантастики эта истина так же свята, как для всех остальных жанров. Иная позиция автоматически выводит ее за пределы художественной литературы.

Всеволод РЕВИЧ