ДИКИЕ СТЕПИ ДУШИ

Первый советский фильм ужасов! Это о "Вельде". Реклама привычно сделала нам "медвежью услугу". Впрочем, любители острых ощущений, действительно, имеют возможность (и не одну) ужаснуться, подпрыгнуть на стуле и вцепиться в руку соседа.

Но я буду говорить с теми, для кого "Вельд" стал откровением, философской притчей о Жизни, Душе, Любви, Человечестве и Человечности.

Сначала "Вельд" вызвал недоверие: не центральная, периферийная киностудия, неудачная реклама, неизвестный режиссер... Признаюсь, "соблазнило" имя Рэя Брэдбери - фильм создан по мотивам его произведений.

Однако уже первые десять минут ленты заставили пристально вглядываться в фильм, вслушиваться в речи его немногословных героев, поражаться краскам, операторским и музыкальным находкам...

- Тарковский...

Мы выходили из кинотеатра и кто-то вслух сказал это имя. Действительно, первое сравнение манеры режиссера Туляходжаева - именно это: Андрей Тарковский. В каких-то отдельных кадрах и сценах - специфический цвет Тарковского, обшарпанные стены и дома, необычная камера...

И все же во всем этом есть новизна, свое видение мира.

Много можно говорить на эту тему. Но я хочу о другом. О том, для чего все эти ужасы, зачем режиссер снял такой фильм?

Хотите знать, куда меня занес ветер "Вельда"? В дикие степи человеческой души. В наш, людской, вельд.

Добро и зло... Жестокость и милосердие... Любовь и ненависть... Извечное стремление к гармонии и дисгармония в реальности... Стремление к свободе и преграды на пути к ней... Вековые конфликты и реальные столкновения вроде бы по мелочам... Одночасовой фильм "успел" высказаться об этом и о многом другом.

...Две семьи. Два разных мира. Майкл и Линда - близкие друг к другу и такие далекие от сына и дочери. "Я боюсь собственных детей", - с ужасом говорит мать. И этот ужас реален - жестокий, беспощадный суд детей отдает родителей разъяренным львам. - Но почему-то нет сил и поводов обвинить во всем этого мальчишку и эту девчушку - кто знает, почему они такие?

Почем беспомощны родители, вроде бы обязанные знать своих сыновей и дочерей? Почему они, взрослые, с облегчением, без страха принимают смерть? Почему так поразительно единодушны в своих поступках дети?

На первый взгляд, "Вельд" - мозаика, набор сюжетов, не связанных друг с другом. Но банальные постулаты типа "зло всегда наказывается", "добро торжествует" вдруг наполнятся новым содержанием - глубоким и ярким.

...Полковник Стоун - отец Майкла - уже много лет живет в доме престарелых. Шум океана в телефонной трубке - единственная для него радость. Сколько умиротворенности, блаженства в глазах старика, прижимающего к уху телефонную трубку! Боже, как он одинок... Сын? А что сын? Он тоже - сам по себе. "Майкл..." - со слезами на глазах шепчет отец. Но любовь не выплескивается из души - старик отпрянул от окна, лишь только обернулся Майкл... Как мы боимся своих чувств!

Как далек полковник Стоун от своего сына, так и тот далек от своих детей. Линда только раз протягивает руку к своему взрослому и непонятному сыну - и то не для того, чтобы погладить его по голове, приласкать, а наказать - истерично, жестоко... Всеобщее отчуждение. Майкл и Линда спасаются от него под опускающимся на кровать балдахином.

А где-то за сумрачным пустынным городом живут несчастные, но такие счастливые Эрнандо и Кора. Они, сохранившие нежность и любовь друг к другу, полны ею и сейчас, под старость. Они, простые бедные люди без машины и телевизионной комнаты в огромном особняке, хотят и не могут раздать переполняющую их душу любовь. Но возвращается их сын. Том - для них он живой, а не призрак! - и сколько нежности в жестах слепой Коры! Сколько любви в голосе Эрнандо.

Мальчик кричит в одной из сцен: "Не надо во мне сомневаться!". И родители не сомневаются - они принимают его таким, какой он есть, и такому дарят свои нежность и тепло. Но это иллюзия счастья. И, как всякая иллюзия, она до крови разбивает душу: приезжает отряд карантинной службы и убивает Тома. Но Эрнандо и Кора должны жить. И они живут с разрушенной верой в разрушенной церкви, где статуи святых давно стали достоянием пейзажа и природы...

Сюда, на развалины, приходит и Майкл, жестоко наказанный за попытку совершить зло. Два страшных от мук и терзаний души лица сталкиваются на экране. И старик молча протягивает Майклу маленький грязный кусочек хлеба, взятый из руки спящего Тома за несколько минут до его гибели. Эрнандо молчит - он понимает, что пришедшему сюда человеку нужна не еда, а вот это добро, которое он, как и яблоко, выкатившееся из окна пассажирского поезда, передает по кругу - Коре, Майклу. Она - Тому, а Майкл - кому?..

...Эрнандо и Майкл стоят на морском берегу. У каждого своя боль, свои думы, свои мечты. Майкл ищет свой остров: "Уедем, - говорит он, вернувшись домой, Линде, детям, себе. - Уедем на остров, где никого нет, только ты, я и дети, где никогда не кончается лето... Устроим себе каникулы лет на 30. Мы слишком долго были мертвыми...".

Но ему не верят. Не верят в лучшее. Не верят в остров Счастья и Вечного лета... Он, Майкл, что-то ужасное понял в своей жизни.

Они не успели - крик дочери взорвал душу. Это была ловушка детей, последний день их суда. Это была смерть. Но страх, где он? Лица Майкла и Линды спокойны. У Линды в глазах равнодушное ожидание конца. У Майкла - удивление: а как же Остров, Лето..?.

- Ну что, малыш, все бежишь и бежишь? - ласково спрашивают в психбольнице у человека в красном просторном одеянии.

Он бежит к морю. Он поднимает к нему руки... Он проходит мимо людей, и все замечает, все понимает и... не мешает. Скажите, кто имеет право отнять у него свободу? Отнимают. Зачем? Почему? Пусть стремится себе к ней, пусть бежит к своей новой жизни! К той, о которой мечтал Майкл; "Пусть останется все, что растет, - трава, цветы, деревья, пусть живут животные. Пусть останется все, кроме человека, который убивает, когда не голоден, жесток, когда его не трогают...".

В неласковом небе четко виден крест, сколоченный из простых досок. Но вера в него ушла вместе с гибелью отца Тома.

...На фоне заходящего солнца идет по холму старик. Лошадь тянет за собой крест, ставший обычной сохой... Через экран, через сердце проходит эта свежевспаханная борозда. Может, она - начало той новой жизни и нового города, где будет тепло от человеческих душ?

В. ЛАФИЦКАЯ.
Член Союза журналистов СССР.