МОЙ БЕЛЯЕВ

Есть литературные герои, которых знают, наверное, все - от мала до велика. Вы когда-нибудь обращали внимание на тот любопытный факт, что в большинстве своем это персонажи приключенческой и фантастической литературы, прочно вошедшие в нашу духовную жизнь, ставшие неотъемлемой частью ее? В самом деле, пришлось бы приложить, вероятно, титанические усилия, чтобы обнаружить человека, которому - хотя бы понаслышке - не были известны имена Д'Артаньяна, Гулливера, Ассоль или капитана Гранта! Герои, которые неотступно следуют за нами из самого детства - оберегая нас, вдохновляя и восхищая. Не найти, пожалуй, и такого читателя, в чьих глазах хотя бы на мгновение не сверкнул огонек светлой ностальгической грусти при упоминании Ихтиандра - несчастного юноши из морских глубин...

... Было мне тогда, наверное, лет семь или восемь, когда я всем телом и душой провалился в красочный мир фильма "Человек-амфибия" В. Чеботарева и Г. Казанского. Нелегко передать словами те первые детские впечатления, почти не изменившиеся и с годами. На сэкономленные на школьных обедах деньги мы с приятелями накупили билетов почти на все сеансы и за неделю умудрились посмотреть фильм не меньше десяти раз. Этот фильм стал для нас в прямом смысле слова культовым. Мы просто бредили им. И всякий раз, уже зная наизусть каждую реплику, едва гасли огни в зале, мы самозабвенно и преданно погружались в волшебство фантастической сказки - снова и снова. И всегда это было - впервые! Мы вновь и вновь ожидали, что вот на этот раз финал у фильма будет иным, и никак не хотели простить режиссерам "несчастливую" концовку. А потому, после сеанса, скучковавшись на скамейке возле кинотеатра, шумно фантазировали - придумывали продолжение истории, в которой гениальный доктор Сальватор делает операцию Гуттиэре, превращая ее в амфибию, а потом они с Ихтиандром жили долго и счастливо.

Смешно вспомнить, но кому-то из нас однажды взбрела в голову идея создания Общества По Спасению Ихтиандра (ОПСИ). И никто не смеялся - для нас все было на самом деле.

А уж ставшие знаменитыми хитами Андрея Петрова "Эй, моряк!" и "Песня рыбака" любимы и по сию пору.

Тогда был только фильм, и представления я не имел, что существует литературный первоисточник. Мы воспринимали эту сказку как самую настоящую реальность, мы не могли смириться с тем, что Человек-амфибия - выдумка писателя или режиссеров.

Свое открытие Александра Беляева я совершил классе в четвертом: библиотекарь доверила мне - как постоянному посетителю - книгу из читального зала. С обязательным условием: вернуть через два дня в целости и сохранности. Этой книгой оказался сборник "Голова профессора Доуэля".

Двух дней мне не понадобилось - книга была "проглочена" в тот же вечер. Какое я испытал потрясение! А потом - день за днем, главу за главой (чтобы растянуть удовольствие) я пересказывал повесть одноклассникам, и меня не выпускали из школы, прежде чем друзья не получали очередные порции захватывающей истории о коварном профессоре Керне и головах, которые продолжали "жить" даже после того, как их отделяли от тела. Не отпускали и после того, как история подошла к неминуемому финалу. Уже вошло в привычку придумывать продолжения полюбившихся книг. И истории продолжались.

И "Человек-амфибия", и "Голова профессора Доуэля" стали книгами, в буквальном смысле "сделавшими" меня - я влюбился в фантастику, а много позже эта любовь переросла в основное дело жизни - профессию.

Потом были другие повести и романы А. Р. Беляева, некоторые из которых люблю перечитывать и по сию пору. Конечно, сегодня я могу оценить их более "взрослым", трезвым взглядом, заметить явные литературные слабости: не всегда четко прописаны герои, не доведена до совершенства психологическая канва, где-то, к сожалению, неизбежные идеологические следы времени. Но право же - книги Беляева не становятся от этого менее любимы, потому что осталась та неповторимая романтика поиска, искренняя вера в лучшие качества человека, наконец несомненный талант Беляева увлечь сюжетом, писать легко и захватывающе. А уж какое изобилие фантастических идей, подхваченных впоследствии многими фантастами, сколько поразительно точных научных прогнозов таят его произведения!

Уже позже, профессионально занявшись фантастической литературой, заметил (разумеется, далеко не первым) печальный в общем-то факт: изрядное количество беляевских произведений по разным причинам не смогли добраться до современного читателя, затерявшись во времени и в пыли архивных отделов библиотек. Удивительно, что некоторые откровенно слабые повести писателя (те же "Подводные земледельцы" или "Вечный хлеб") переиздавались несчетное количество раз, в то время как по настоящему увлекательный и во многом пионерский роман "Борьба в эфире" (1928) был заново открыт совсем недавно, да и то в малодоступном издании. А роман и вправду представляет значительный интерес для любителей НФ: он буквально напичкан оригинальными темами и идеями, растиражированными позже многими фантастами. К слову говоря, в годы "холодной войны" к книге этой (она была переведена и на английский язык) проявляло особый интерес ЦРУ! Любопытно, не правда ли? А дело все в том, что в романе (единственный случай в советской НФ) Беляев дал описание войны... между СССР (в романе в состав Союза входит почти вся Европа и Азия) и США!

В числе "неизвестных" оказалась и повесть "Небесный гость" (1937-1938) - одно из первых в отечественной НФ произведений о межзвездном путешествии. Список несправедливо забытых текстов нетрудно продолжить. А ведь писатель работал не только в области литературной фантастики. По журналам и газетам 20-30-х гг. рассыпаны реалистические, историко-приключенческие рассказы Беляева, сказки, биографические очерки... Многое из этого наследия было бы небезынтересным и для сегодняшнего читателя.

...Но главным открытием для меня стала житейская биография писателя-фантаста Александра Романовича Беляева. О его жизни написано достаточно статей и даже одна (всего лишь!) книга (Б. Ляпунов. "Александр Беляев". 1967). Но право же, она, эта биография, заслуживает написания романа! Чем больше узнавал я жизнь А. Р. Беляева, тем чаще поражался: откуда черпал этот человек, столь нещадно битый Судьбой и официозной критикой, силы МЕЧТАТЬ, СМЕЯТЬСЯ?!

Разносторонне образованный человек, владевший несколькими иностранными языками, актер от Бога - в молодые годы Беляев играл на подмостках Смоленского театра, им восхищался сам Станиславский и зазывал в свою труппу.

К этому человеку всегда тянулись люди, но с угнетающим постоянством отворачивалась Судьба. Невольно вспоминается: "Бог испытывает тех, кого любит". Но до чего несправедливо тяжки оказываются порой эти испытания (не хотелось бы заподозрить у Господа Бога садистические наклонности). В семье Беляевых было трое детей: Василий, Александр и Нина. Василий трагически погиб, едва закончив гимназию, Нина умерла от саркомы печени в раннем возрасте. Много позже от менингита умирает старшая дочь Александра Беляева Люда, которой в то время едва исполнилось шесть лет... Словно злой рок всю жизнь преследовал семью Беляевых. Стерва-Судьба хохотала над Беляевым, а он в ответ лишь иронично усмехался, глядя в ее мертвенно-холодные глаза (или это были глаза Бога?).

Да и самого писателя жизнь не пожалела. Еще в детстве, во время болезни плевритом, врач, делая Саше пункцию, задел иглой позвоночник. Только в 1916 г. последствия профессиональной безалаберности уездного врачевателя отозвались тяжелым рецидивом: туберкулез позвоночника. Большую часть жизни писатель проведет в гипсовой кроватке... Продолжая писать книги. И вот что поразительно: ни отзвука о болезни не найдете вы в книгах. И в жизни то же: потрясающая сила духа, он никогда не жаловался, даже родным и близким друзьям, относился к себя с неизменной иронией. "Больной заболел", - обычно отшучивался Беляев в дни обострения жестокой болезни. "Александр Романович тогда чувствовал себя неважно <...>, но всегда являл собой образец дисциплины", - вспоминал впоследствии друг писателя и редактор первого издания романа "Прыжок в ничто" Г. И. Мишкевич.

Об ироничном отношении к себе и к жизни свидетельствует и такой забавный штрих. Будучи прикованным к кровати, он не мог сам перепечатать только что написанный рассказ (это был первый вариант "Головы профессора Доуэля"). И тогда он заключил с женой шутливый договор: "Александр Романович предложил мне перепечатать этот рассказ для журнала "Всемирный следопыт" с условием, на которое, как он сказал, согласилась бы не каждая машинистка: если напечатают, то я получу 50 процентов гонорара, а если не примут, то не получу ничего... Рассказ был принят" (газ. "Дальневосточный ученый", 1993, № 30, с. 7).

О жизни Беляева можно рассказывать долго. Но благо - много уже сказано до меня.

Не щадила Александра Романовича и советская критика. Не лучшие время были для фантазий. Беляев не сдался и на этом фронте. В отличие от многих коллег по перу, он не искал компромиссов, не подался в идеологически нейтральную реалистическую прозу. До конца своих дней (умер Беляев в 1942 г. в оккупированном фашистами Пушкине под Ленинградом) он слагал гимн Мечте, вел за собой по дорогам страны Фантазий тех, кто умеет верить и ждать.

...Мировоззрение людей, к сожалению, столь же не постоянно, как и политика, как и мода. Порой мода вызывает только одно чувство - брезгливость. Сегодня вдруг вновь вошло в моду ругать Беляева. И тем обиднее, что критическое зловоние исходит от тех, кто вчера сладко возвеличивал. И вот уже глубоко уважаемый мною (к сожалению, не так давно умерший), интересный, интеллигентнейший и умный критик Всеволод Ревич публикует в минском журнале НФ "Фантакрим-MEGA" (1993. № 6) эссе "Легенда о Беляеве, или Научно-фантастические зомби".

Приведу несколько фрагментов этого опуса:

"Неискусно или умозрительно придуманная гипотеза, которую автор чаще всего не умеет убедительно и, так сказать, заподлино вписать в окружающую обстановку, бледность человеческих образов и чересчур послушное следование идеологическим предрассудкам, - вот, пожалуй, главное содержание большинства беляевских книг <...> Повышенное внимание к Беляеву объясняется сложной и извилистой судьбой нашей фантастики, которая, несмотря на бурный взлет в 60-х годах, лишь в последнее пятилетие стала по-настоящему осознавать свое истинное богатство и свое истинное предназначение. А в те времена творчество Беляева оказалось удобным для того, чтобы рассуждать о фантастике, уходя от разговора о судьбах страны. <...> "Школы Беляева" нет и быть не может. Никто не в состоянии очертить контуры этой школы ввиду ее художественной несостоятельности".

Ну полноте! Поражает та легкость, с которой некоторые резвые критики (методы, как мы видим, мало изменились с 30-х годов) перечеркивают целые страницы литературной истории многострадальной страны.

Маяковский? Горький? Беляев? На свалку!

Кто же следующий? Страшно бывает, господа, очень страшно. Патологическая мания разрушения вдруг стала править людьми. Разрушать - дело плевое. Но что же будет, когда мы доберемся с кувалдочками до основания полуразрушенного здания?..

Мы разучились объективно, без предвзятости оценивать наследие писателей. И разве позволительно списывать все на "идеологические предрассудки" искреннюю веру человека и писателя в возможность светлого будущего у этого мира! Нигилизм - штука зловредная и ненадежная, когда речь заходит об Искусстве и людях, творивших его.

Вполне можно согласиться с утверждением, что Беляев не стал Большим Художником Слова. При знакомстве, скажем, с журнальными вариантами его произведений, не ускользает от глаз какая-то надрывная поспешность. Он действительно спешил. Спешил МЕЧТАТЬ, и поделиться этим даром с другими. А это великий талант - уметь отдавать свои лучшие чувства людям. Он спешил - ему слишком мало времени отпустила жизнь. Разве ж это не Великий Дар - измазанным дегтем, оставаться Светлым и светить? От беляевских книг исходит неповторимый свет. Перечитайте лебединую песню писателя - роман "Ариэль" (1941) о юноше, который научился летать, этот гимн человеческому духу. И не забудьте обратить внимание на дату написания книги.

Существует ли "Школа Беляева"? Какая разница! Он сам по себе - школа, которую закончили многие, очень многие замечательные люди. И сколько поистине талантливых писателей, среди которых А. и Б. Стругацкие, И. Ефремов, К. Булычев, Г. Гуревич, воздали честь и славу книгам Александра Беляева, научивших их управлять своей мечтой, позвавших на нелегкую ниву литературы. Поэтому "Школа того-то или другого" - понятие настолько условное и зыбкое, что не заслуживает даже серьезного спора.

Что ж, у каждого свой Беляев. Как свой Пушкин, свой Уиттмен, свой Вийон. Их всех просто нужно любить за то, что они Были. Любить по-своему. Писателя обидеть легко, но нельзя обмануть Читателя...

Е. В. Харитонов.
1996, 1997 (исправленный вариант)