ДЕСАКРАЛИЗАЦИЯ ЕВАНГЕЛЬСКИХ СЮЖЕТОВ В СОВРЕМЕННОЙ МАССОВОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Художественное и философское переосмысление жизни Иисуса Христа, и событий, сопутствовавших его казни, еще в XIX веке стало устойчивой литературной традицией. На рубеже XX–XXI веков «евангельская» тема не только не перестала быть актуальной, но напротив – пользуется большой популярностью. Неожиданный успех романа Д. Брауна «Код да Винчи» дает основания говорить о коммерческом успехе этой темы. Жизнь Христа (в одном пакете с мифами, загадками истории и научными гипотезами) становится материалом для сюжетов массовой литературы, ¹ главным образом, таких наиболее популярных жанров как фантастика и детектив. По статистическим показателям Иисус Христос пока не может быть поставлен в один ряд с эльфами, вампирами или космическими пришельцами – чаще всего речь идет о более или менее явных аллюзиях – но назвать «Код да Винчи» явлением исключительным и новым все же нельзя. В русской литературе конца XX – начала XXI веков можно назвать, по меньшей мере, три сравнительно крупных произведения, где евангельские персонажи и события становятся ведущей «пружиной» развития сюжета.

Это фантастический роман А. и Б. Стругацких «Отягощенные злом», ² детективное исследование К. Еськова «Евангелие от Афрания» и детективный роман Б. Акунина «Пелагея и красный петух». При всей разности формы и содержания этих произведений можно выделить в них некоторые общие закономерности в части воссоздания священной истории и трактовки ее событий.

У Б. Акунина история Христа выглядит следующим образом: проповедник Эммануил со своими апостолами прибывает на Пасху в Иерусалим, где преданные ученики, узнав об опасности угрожающей любимому учителю, прячут его в некой пещере. После этого Иуда с согласия остальных предает вместо Учителя одного из похожих на него апостолов, который был осужден и распят. Христос-Эммануил, в свою очередь, был фантастическим образом перенесен на девятнадцать столетий в будущее, так как эта некая пещера оказывается нерукотворной «машиной времени». В самодержавной и православной еще России Христос вновь проповедовал под именем Мануйлы, был узнан и навлек на себя гнев всесильного обер-прокурора Синода Победина. ³ Затем сопровождаемый наемными убийцами и добровольными спасителями Мануйла вернулся через ту же пещеру на Елеонской горе в свое время. Таким образом, акунинский Мануйла-Христос не был распят, а факт Воскресения, надо полагать, объясняется его более поздним возвращением в свое время.

К. Еськов, в свою очередь, детально рассматривает священную история как предмет для детективного расследования, находит в известных текстах множество неясностей и предлагает свое, вполне материалистическое и внутренне непротиворечивое объяснение Воскресения Христа. Прежде всего автор воссоздает геополитическую обстановку начала первого века в Палестине. Затем представляет Христа (здесь он – проповедник Иешуа) как невольного участника некой тайной подрывной операции идеологического характера, организованной офицером римских спецслужб Афранием. Этот проект, вследствие предательства агента Иуды, проваливается. Иешуа приходится распять, а последующие явления «воскресшего» Мессии, стали результатом организованной Афранием масштабной мистификации. Таким образом, Иешуа-Христос у Еськова был распят, умер, – но не воскрес.

Анализ версии Евангелия, предложенного Стругацкими, позволяет воссоздать более оригинальную картину событий: некий фантастически могущественный Демиург («создатель материи, отягощенной Злом»), для искоренения этого зла является в Палестине под видом бродячего проповедника, названного Назаретянином. Его нравственно-просветительская деятельность не имеет достаточного успеха и он приказывает одному из своих учеников (Иуде) предать себя, полагая, что с креста его проповедь будет услышана. Детальное описание дальнейших событий отсутствуют, но можно предположить, что этот Христос-Назаретянин (возвращающийся в конце XX века уже Демиургом) – не умер. Таким образом, и это Воскресение также нельзя считать состоявшимся...

Сопоставление «Евангелий» от Стругацких, от Акунина и от Еськова позволяет выделить главное сходство: отсутствие такого ключевого для христианского мировоззрения события, как телесное воскресение Христа. Это совпадение случайным не является.

Жизнь Христа до того момента, как гробница с его телом была опечатана, прекрасно укладывается в детективный, фантастический или авантюрный сюжет. С его «оживлением» дело обстоит значительно сложнее, хотя ничего принципиально невозможного здесь нет – современная фантастика располагает для этого достаточными «техническими средствами». Генетически названные жанры родственны волшебной сказке, где оживление мертвых – событие рядовое. И, тем не менее, все авторы единодушно избегают описания этого момента.

Можно предположить, что ограничивающим фактором здесь становится личность совершающего чудо и цель его. В христианской традиции Чудо Воскресения неразрывно связано с идеей распятия Христа как искупительного акта, жертвоприношения, совершающегося промыслом Божьим – все события, включая самые мелкие, приобретают высший, «горний», метафизический смысл. Об этом можно написать роман историософский, но не исторический и тем более не детективный, поскольку здесь будут задействованы совершенно разные подходы и масштабы осмысления событий: если есть Промысел, Искупление, «Царство не от мира сего» – зачем тогда дедукция, специальная подготовка, наемные убийцы? Автору приходится делать выбор. Поэтому в исследуемых произведениях нет ни Бога-Отца, ни Христа-Богочеловека, соответственно, и Воскресения быть не может.

Исключение из картины мира Бога-Отца полностью десакрализует, переводит события из сферы Бытия в сферу быта. Канонические тексты в таком случае можно рассматривать как неполные, разрозненные и противоречивые свидетельства исторических событий. ⁴ Автор ставит перед собой задачу объяснить, уточнить, сообщить читателю нечто новое: «из фиксированного числа кусочков заданной формы (установленных фактов) необходимо сложить фигурку (версию) так, чтобы фрагменты прилегали друг к другу без зазоров и были использованы все до единого, включая наиболее «неудобные»... версия должна быть именно внутренне непротиворечивой, вопрос же об ее истинности или ложности лежит в совершенно иной плоскости». ⁵

Такая трактовка влечет за собой десакрализацию и самого Христа – из Богочеловека он становится целителем-экстрасенсом (это необходимо для объяснения совершенным им чудес), создателем нового вероучения, носителем нравственных либеральных ценностей (что мотивирует его общечеловеческую значимость и масштаб личности, а также объясняет заинтересованность в нем Синедриона, Пилата и пр.).

Необходимо также отметить еще одну закономерность в построении системы персонажей, которая проявилась в исследуемых текстах: Иисус (Мануйла, Иешуа, Назаретянин) не является главным действующим героем. Он – фигура значимая, знаковая, вся интрига, так или иначе, строится вокруг него: но из действующего субъекта Иисус превращается в объект воздействия. При этом действуют, думают и сомневаются другие герои – монашка Пелагея у Акунина, трибун Афраний у Еськова, апостол Иоанн-Агасфер у Стругацких. Их поступки направляют развитие событий, через их восприятие автор описывает мир (в том числе и Христа).

Это герои, функция которых еще в волшебной сказке заключалась в том, чтобы устранить порчу или решить трудную задачу. Сюжет будет увлекательным, если их действия будут целенаправленны и результативны, если именно их воля будут определять финал. При создании такого сюжета на основе исторического материала перед автором фактически стоит задача выстроить другой Happy End, в данном случае, – он вынужден заменить Воскресение Христа любым другим сюжетным построением.

Интерес современных беллетристов к религиозной истории и, в то же время, десакрализация ее закономерны. Здесь одновременно реализуются две социокультурных тенденции: обострение интереса к религиозно-мифологическим, мистическим и прочим «тонким» материям, и, с другой стороны, – их активное освоение с упрощенно прагматических позиций. «Многие писатели сегодня – как писала в 1991 году критик М. Новикова, – работая на материале разном (кто историческом, кто современном), подвизаются в жанре едином – создают Евангелие от Пилата... Под Евангелием от Пилата я разумею перевернутый взгляд на мир. Когда политические страсти, конфликты, суды, приговоры и есть дело. А всякие там «запредельные», помягче – духовные, материи – это не более чем соус: стимулятор, предохранитель...». ⁶ Именно такой подход к религии делает возможным осмысление Священной истории в фантастической и детективной форме, а приемы десакрализации Евангелия, принципы создания новых, «правильных» версий жизни и смерти Христа, в свою очередь определяются логикой жанров, ориентированных на массовый спрос.

ЛОБИН А. М.,

к. филол. наук.

1. В данной работе понятием «массовая литература» обозначен тот круг произведений, которые В. Е. Хализев назвал «беллетристикой» - усредненный, маргинальный, во многом подражательный пласт литературы, произведения, не обладающие выраженной художественной оригинальностью, но в которых обсуждаются актуальные проблемы современности. Детективные и фантастические элементы сюжета в данном случае используются как средство, призванное обеспечить произведению именно массовый успех. - См. Хализев В. Е. Теория литературы. - М.: Высшая школа. 2004. - С. 147 - 148; 151 - 152.

2. Хотя многие произведения Стругацких можно назвать фантастическими лишь по формальным жанровым признакам, а их творчество в целом Н. Л. Лейдерман и М. Н. Липовецкий отнесли (вместе с Ю. Домбровским, В. Гориным, Д. Граниным) к «интеллектуальной тенденции» в современной русской литературе. - см. Лейдерман Н. Л., Липовецкий М. Н. Современная русская литература: в 3-х кн. Кн. 2. Сеидесятые годы (1968 - 1986). Учебное пособие. - М: Эдиториал УРСС. 2001. - С. 130.

3. Здесь автор вполне сознательно и демонстративно строит сюжет на аллюзии с Великим инквизитором Ф. М. Достоевского.

4. В следовании букве и подчеркнутой документальности - особый смысл. Интересен именно Христос - видимость объективности, неожиданность версий придают тексту повышенную солидность и остроумие.

5. К. Еськов. Евангелие от Афрания.

6. М. Новикова. Христос, Велес - и Пилат // Новый мир, № 6, 1991. - С. 246.