История Фэндома
Русская Фантастика История Фэндома История Фэндома

RU.SF.SEMINAR

Электронная публикация и обсуждение фантастических произведений

КОНФЕРЕНЦИИ ФИДО



- RU.SF.SEMINAR (2:5010/30.47) --------------------------------- RU.SF.SEMINAR -
 Msg  : 240 из 316                          Scn                                 
 From : Anton Farb                          2:5020/400      Вск 22 Апр 01 01:29 
 To   : All                                                 Вск 22 Апр 01 08:34 
 Subj : "День Святого Никогда", часть вторая [11/13]                            
--------------------------------------------------------------------------------
From: "Anton Farb" <anton@imf.zt.ua>
Reply-To: anton@imf.zt.ua

============================================================================
        Эта  пара огнестрелов слегка отличалась от той, что Феликс потерял в
Каринхале:  и  рукоятки были изогнуты сильнее, и стволы - чуточку короче, но
клейма   на   стволах   (коронованная  змея,  фирменный  знак  таинственного
оружейника)  и  -  самое  главное - замки оставались точно такими же: Феликс
привычно   завел   ключом  колесико,  проверил  винт,  фиксирующий  кремень,
прицелился  в  окно и потянул за спусковой крючок. Раздался щелчок, шипение,
кремень  коротко  взвизгнул  об  колесцо,  и брызнул сноп ярких искр. Феликс
повторил  операцию  со вторым огнестрелом, убедился, что пружина не ослабла,
отмерил   и   насыпал  порох,  и  чисто  машинально,  повинуясь  автоматизму
движений,  обернул  свинцовые шарики в пыжи и затолкал их шомполом в стволы.
Уже  взводя  заново  колесики,  он  осознал,  что  стрелять  сегодня  если и
придется,  то  только в воздух, и пули здесь явно лишние, но не разряжать же
теперь  огнестрелы, да и каким образом?.. И так сборы отняли непозволительно
много времени!
        Надо  было  торопиться,  и  Феликс  сунул  дубинку за голенище унта,
огнестрелы  прикрыл  плащом  и  спустился  вниз.  С Бальтазаром они обо всем
договорились  еще  в  столовой  (короткий  обмен  взглядами, и испанец молча
кивнул,  соглашаясь  остаться  на страже), а вот то, что Огюстен облачился в
шубу и, нахлобучив по самые брови свою норковую шапку, спросил деловито:
        - Так мы идем или нет?! - стало для Феликса настоящим сюрпризом.
        "Мы? - поразился Феликс. - Чего это он вдруг?.."
        - Одну минутку, - сказал он французу и поманил к себе Бальтазара.
        - Что еще? - буркнул тот.
        - Держи, - сказал Феликс, протягивая другу один из огнестрелов.
        - На кой?..
        - На всякий случай. Пусть будет...
        - Ладно... - хмыкнул в усы Бальтазар. - Пусть будет...
        - Ну чего вы там копаетесь?! - разгорячился Огюстен.
        -  Уже  иду,  - сказал Феликс и затеплил "летучую мышь". - Йозеф, мы
скоро! И не волнуйся ты так, на тебе же лица нет...
        Ледяной  ветер  нахально  ворвался  в  прихожую,  всколыхнув огоньки
свечей,  и  Феликс,  закутавшись в плащ, вышел вслед за Огюстеном в метель и
стужу.
        Тотчас  заслезились  глаза,  на  ресницы  налипли  снежинки, а горло
будто  забило  комком  снега;  Феликс  поморгал и сглотнул пару раз, ежась и
закутываясь  в  плащ. Ветер бил прямо в лицо, и голову приходилось наклонять
вперед,  прижимая  подбородок  к  груди  и  украдкой вдыхая воздух онемевшим
носом.
        - Лампу подними, - скомандовал Огюстен. - Ни видно же ни черта!
        Феликс  вытянул  руку  с  "летучей  мышью"  над головой, но легче от
этого  не  стало.  Уже  в  двух  шагах  свет беспомощно вязнул в густой, как
творог,  и  черной,  как сажа, субстанции, порожденной союзом снега, ветра и
ночи.  От  фонаря на землю падал неровный, обкусанный по краям круг света, и
на  этом  желтоватом пятачке видно было, как горсти льдинок, несомых вьюгой,
рассыпаются  мелкой  крошкой  по  земле,  ударившись об унты, а за пределами
светового   пятна  бушевала  дикая,  первозданная  стихия,  утробно  рыча  и
потрясая  седыми  космами,  и  казалось,  что  именно свет лишает бурю силы,
отпугивает ее так, как огонь отпугивает диких зверей...
        Огюстен  что-то прокричал, но Феликс не расслышал. На улице, вдалеке
от  спасительных стен домов, ветер носился привольно, как по печной трубе, и
вьюга  завывала  совсем по-волчьи, протяжно и заунывно, а сквозь эти рыдания
временами  прорывался  надсадный  рев,  природу  которого  Феликс установить
затруднялся.
        -  Что  это?  -  проорал  он  в  ухо  Огюстену,  когда вдалеке снова
взревело, да так, словно гималайский мастодонт бросал вызов сопернику.
        - Заводской гудок! Сирена! За Городом! - отрывисто объяснил француз.
        "Какому  идиоту пришло в голову сравнить этот вой с пением сирен?" -
задался вопросом Феликс, а Огюстен утробно осведомился из недр шубы:
        - Где живет этот доктор?
        - В Старом Квартале.
        И  не  просто  в  Старом  Квартале,  а  на  склоне Драконьего холма,
буквально  в  двух  шагах  от статуи Георгия Победоносца, и идти приходилось
под  гору,  невзирая  на  упругие  удары  встречного ветра, от которого плащ
Феликса  раздувался,  как парус, а по меху Огюстеновой шубы пробегали волны,
как  по  пшеничному  полю;  под  ногами  была  сплошная  корка  льда, и если
рифленые  подошвы  унтов  обеспечивали  хоть  какое-то  сцепление, то галоши
Огюстена  то  и  дело разъезжались в разные стороны, и француз несколько раз
был  на грани падения - Феликс успевал подхватить его под локоть в последний
момент,  чуть  не роняя при этом фонарь и проклиная себя за то, что позволил
Огюстену  увязаться  за  собой.  Тащить  его  было слишком обременительно, а
бросить  или  отправить  назад  - убийству подобно, и Огюстен, сам прекрасно
понимая,  что  из  добровольного помощника превратился в обузу, молча сносил
не  слишком  деликатное  обращение  со  стороны  Феликса,  и  только изредка
бормотал себе под нос что-то малоразборчивое.
        Таким  образом  спутники  преодолели  уже  две  трети  дороги, когда
Огюстен  не  выдержал  и  взмолился  о  передышке.  По  бокам улицы тянулись
темные,  без  единого  огонька,  громады  домов,  и,  как  и  везде в Старом
Квартале,  к  подъездам  вели  короткие,  но  крутые  лестницы,  разделенные
крошечными   палисадниками   под   окнами.   Хватаясь   за  чугунную  ограду
палисадника,  Феликс  буквально  подтащил  Огюстена  к  ближайшей лестнице и
усадил  его  на  ступеньку.  Скелеты  деревьев  и  кустов вкупе с решетчатой
оградой  давали  хоть и символическое, но все же укрытие от вьюги, и Огюстен
смог перевести дух.
        -  Не  могу... - прохрипел он. - Не могу... больше... Ты... иди... а
я... здесь... на обратном пути... меня...
        - Замерзнешь, дурак.
        - Один черт... Все равно... не дойду...
        - Молчи и отдыхай. Дыши носом.
        Феликс  дал ему ровно две минуты. Потом взял за шкирку и безжалостно
вытолкнул на тротуар.
        - Вперед!
        - Погоди... Слышишь? Копыта! Всадники! Кто-то едет!
        Феликс  прислушался,  и  с  трудом  различил дробный перестук копыт.
"Трое... или четверо, - определил он. - Галопом. Приближаются".
        - Эгей! Эге-гей! - заорал Огюстен.
        И  вместе с этим дурацким воплем в сознание Феликса ворвалось дикое,
иррациональное  желание  спрятаться;  убраться  с  дороги,  вжаться плашмя в
землю,  забиться  в  темный  угол,  накрыть  голову  плащом,  замереть  и не
дышать... словом, сделать все, чтобы всадники промчались мимо.
        -  Заткнись!  -  прошипел  он, зажимая рот Огюстену и увлекая его за
собой  к  подъезду.  Оскальзываясь  и  едва  не  падая, он поволок ничего не
понимающего  француза  обратно  к лестнице, ни на секунду не задумавшись над
причиной  своих  действий.  Его  разум  отстраненно  наблюдал, как руки сами
укручивают  фитиль "летучей мыши" и прикрывают фонарь полой плаща - задувать
огонь  было  нельзя,  на  таком  ветру  зажечь его снова не удастся, отметил
разум,  пока  руки  извлекали  огнестрел  и  пороховницу, оттягивали курок и
открывали  полку...  Потом тело само извернулось, прикрывая оружие от ветра,
и  Феликс  -  все  так  же,  бездумно!  - насыпал на полку порох, закрыл ее,
опустил  на  место  курок,  ощупал двуперую пружину и колесцо замка, спрятал
пороховницу  и  вскинул  огнестрел, положив ствол на сгиб локтя левой руки и
нежно огладив указательным пальцем спусковой крючок.
        После  он  так  и  не сможет объяснить, что заставило его убраться с
улицы,  спрятать  фонарь  и  изготовиться  к  стрельбе,  и  он спишет все на
пресловутую  интуицию,  а  пока...  Пока  ему  пришлось  дважды  пнуть ногой
барахтающегося  рядом  Огюстена, чтобы до того дошло, что рыпаться сейчас не
следует. Они замерли, и темнота поглотила их силуэты.
        Мучительно  долго  ничего  не  происходило.  Феликс  сидел, подогнув
правую  ногу  под  себя, и, облокотившись о согнутое колено левой, выцеливал
мглистую  муть, клубящуюся на проезжей части улицы; Огюстен лежал рядом, как
огромный  пушной  зверь,  и  еле  слышно  посапывал носом. Сердце равномерно
толкалось  в  ребра,  а  по спине, аккурат между лопаток, пробежала капелька
пота,  оставив  за  собой  извилистый  горячий  след.  Монотонный вой метели
наложился  на  гудение  крови  в  ушах,  и  Феликс уже было подумал, что ему
померещилось,  и  что  не  было никакого стука копыт, и всадников не было, а
были  только  мечты  Огюстена - когда он вдруг различил слезящимися от ветра
глазами  три... нет, четыре крошечных огонька среди снежных вихрей и ночного
мрака.
        А  потом  -  как-то  сразу,  мгновенно,  без паузы и промедления - в
багровых  отблесках  факелов  из  мрака  вынырнули  кони. О, что это были за
кони!  Демоны  ада,  а  не  кони! Могучие, антрацитово-черные зверюги, резко
осаженные  своими  седоками,  сначала  взбросились  на дыбы, молотя копытами
воздух,  потом  протестующе  заржали,  вгрызаясь  в  мундштуки, и, всхрапнув
напоследок,  загарцевали  на  месте,  вдребезги разбивая шипастыми подковами
ледяную корку мостовой. От коней валил пар.
        А  вот  наездников  Феликс разглядеть не смог. Все увидел: и высокие
стремена,  и  звездочки шпор на ботфортах, и мерцание серебристых уздечек, и
пылающие  факелы, которые быстрыми хищными росчерками вспарывали ночную мглу
и   замирали,  роняя  на  мостовую  с  просмоленной  пакли  сгустки  жидкого
пламени...  Там  же,  где  полагалось  быть  всадникам,  были только плащи -
черные,  как  сама ночь, длинные плащи, покрывающие крупы коней, и хлопающие
на  ветру,  как  крылья нетопырей. И самым жутким и леденящим кровь было то,
что  из-под  капюшонов не доносилось ни единого звука. Ни окрика, ни шепота,
ни ругани... ничего!
        Феликс,  пытавшийся  уложить  мозаику  своих  впечатлений  в  единую
картинку,  неожиданно  осознал,  что  целится не в воздух, и не в лошадей, и
даже  не  в  ноги  наездникам,  а  в  сами  эти  безмолвные сгустки тьмы под
плащами,  и если они - нюхом ли, колдовским зрением, как угодно! - обнаружат
его  и Огюстена, он будет стрелять, чтобы убить. Без тени сомнения. Твердо и
хладнокровно.
        Но   стрелять  не  пришлось.  Одна  из  темных  фигур  привстала  на
стременах,  залихватски свистнула (у Феликса зазвенело в ушах), и все четыре
всадника  в  черных  плащах  разом  щелкнули  хлыстами  и  вонзили  шпоры  в
лоснящиеся  от  пены  лошадиные  бока.  Ржание,  всхрап,  грохот  копыт  - и
всадники  на  полном  скаку  пронеслись  мимо  Феликса и Огюстена, опалив их
факельным  светом,  и  растворились  во  мраке  так  же  молниеносно,  как и
вынырнули  из  него.  Все  стихло,  и  вой  метели показался Феликсу райской
музыкой.
        - Определенно не уланы, - сказал Огюстен и глупо хихикнул.
        -  Дикая  охота,  -  одними губами прошептал Феликс. Он открыл полку
огнестрела  и  вытрусил  оттуда порох; потом сунул оружие под плащ и вытянул
перед собой правую руку.
        Она была тверда, как камень.
        То,  что  он  испытал  при  виде  всадников, менее всего походило на
страх.  Решимость  убивать,  готовность и даже желание спустить курок, зуд в
указательном  пальце  правой  руки  и  сожаление, что нет меча - вот что это
было. Подобного он не испытывал уже очень давно.
        - Вставай, - приказал он Огюстену.
        -  Ты не заметил, - спросил, хихикая, француз, на которого встреча с
четырьмя  призраками и пережитый страх явно оказали тонизирующее действие, -
среди них случайно не было коня блед? А? Хе-хе-хе...
============================================================================




Антон



--- ifmail v.2.15dev5
 * Origin: NC (2:5020/400)
- RU.SF.SEMINAR (2:5010/30.47) --------------------------------- RU.SF.SEMINAR -
 Msg  : 241 из 316                          Scn                                 
 From : Anton Farb                          2:5020/400      Вск 22 Апр 01 01:29 
 To   : All                                                 Вск 22 Апр 01 08:34 
 Subj : "День Святого Никогда", часть вторая [12/13]                            
--------------------------------------------------------------------------------
From: "Anton Farb" <anton@imf.zt.ua>
Reply-To: anton@imf.zt.ua

============================================================================
        - Иди давай!
        Идти  Огюстен не мог. Его хватало только на истеричный смех и глупые
вопросы.  Ноги  у  него  подкашивались,  а  тут  еще  и  тротуар, как назло,
сменился  базальтовыми  ступеньками,  и  на  каждую такую ступеньку Огюстена
приходилось  в  буквальном  смысле  заталкивать,  упираясь  плечом в меховую
спину  и поддавая ему коленом под зад. Огюстен, как мячик, катился вперед, и
продолжал  хихикать,  как будто происходящее казалось ему забавным, и Феликс
даже  испугался,  не  повредился ли француз рассудком, но тут Огюстен тонко,
по-бабьи  вскрикнул, указал рукой куда-то вперед и затрепыхался, подвизгивая
и порываясь ретироваться с улицы.
        - Что еще?!
        - Всадник! Там! Опять! Еще один!
        - Успокойся, это памятник... Георгий Победоносец, понимаешь?
        - Памятник... - обмяк Огюстен и снова засмеялся. - Памятник!
        Феликс  подхватил  его  под  мышки,  втянул на крыльцо и прислонил к
дверному  косяку.  Стучать  пришлось  долго,  и  еще  дольше он вынужден был
перекрикиваться   через   дверь   с   глуховатой   и  насмерть  перепуганной
старухой-служанкой.  Когда  дверь  наконец-то  открыли, и Огюстен провалился
вовнутрь,  в прихожей их ждали доктор с кочергой в руках, его жена с тяжелым
подсвечником,  согбенная  домработница  с  кухонным ножом и малыш лет пяти в
цветастой пижаме.
        -  Это  вы,  Феликс!  - облегченно воскликнул доктор, который в свое
время  пользовал  и  самого  Феликса, и Эльгу, и маленького Йозефа, и вполне
мог  считаться  семейным  врачом.  - Нельзя же так! - укоризненно проговорил
он, стыдливо убирая за спину кочергу.
        В  прихожей  было  так  тепло,  тихо  и  уютно, что у Феликса на миг
закружилась  голова.  Тяжелая  дверь  глухо  захлопнулась за спиной, отсекая
мороз, вьюгу и темень, и Феликс прикрыл глаза.
        - Нашатырь! - скомандовал доктор.
        -  Не  надо,  -  сказал  Феликс.  - Я в порядке. Вы мне очень нужны,
доктор. Очень.
        Доктор  смерил  взглядом ошалелого от страха Огюстена, по физиономии
которого блуждала глупая ухмылочка, и спросил:
        - Что с ним?
        - Не с ним, - покачал головой Феликс. - С Агнешкой. У нее жар.
        Доктор  побелел  так стремительно, что нашатырь мог оказаться совсем
не лишним.
        -  Я...  я  не  могу,  -  пролепетал  он. - Вы что, с ума сошли?! Вы
понимаете, чего вы просите?!
        -  Пожалуйста,  -  сипло  сказал Феликс. Налипшие у него на бровях и
ресницах снежинки начинали таять.
        -  Нет.  Это  невозможно, - твердо сказал доктор и подхватил на руки
позевывающего  малыша.  -  У  меня  четверо внуков. Я не могу сейчас уйти из
дома. Hе просите, Феликс. Я не могу. - Он обнял за плечи жену. - Hе могу.
        Феликс молча посмотрел ему в глаза.
        -  Сделаем  вот  что,  -  предложил  доктор, отводя взгляд и обретая
уверенность  в  себе.  -  Сейчас возвращайтесь домой, и скажите Ильзе, пусть
поставит Агнешке уксусный компресс, она знает, как. А утром я...
        - Нет, - сказал Феликс. - Одевайтесь.
        - Да вы что? Имейте же совесть! Я...
        -  Одевайтесь, - повторил Феликс и окинул взглядом шлафрок, кальсоны
со штрипками и тапочки доктора. - Или я заставлю вас пойти так.
        - Он может, - подтвердил Огюстен.
        -  Вы  не  сделаете этого! - воскликнул доктор, загораживаясь, будто
щитом,  уснувшим  ребенком.  -  У  меня  внуки!  Вы не имеете права! - Малыш
проснулся  и  тихо  заплакал.  Жена вцепилась в рукав доктора и с ненавистью
посмотрела на Феликса.
        - Сделаю, - сказал Феликс бесцветным голосом. - Уж будьте покойны.



                                     8

        Судя  по  частоколу бутылок, выросшему на обеденном столе, Бальтазар
успел  совершить  более  чем  один рейд в погреб, и теперь сидел на диване с
миной  коменданта  осажденной крепости - осажденной и заведомо обреченной на
поражение,  однако  на  лице коменданта читались как гордость за проделанную
работу  по заготовке припасов на время блокады, так и мрачная решимость идти
до конца и не сдаваться до последней капли бургундского...
        Осада предстояла длительная.
        Огюстен,   слегка   заторможенный   после   столь  резких  перепадов
температуры  внутри  и  снаружи  своего ранимого организма, при виде бутылок
расцвел  на  глазах:  схватил  первую  попавшуюся, наполнил до краев пузатый
коньячный  бокал рубиновой жидкостью, вылакал ее, крякнул от удовольствия и,
быстро возвращая утерянные румянец и блеск в глазах, спросил:
        - Ну что? Продолжим наш Бальтазаров пир?
        -  А  причем тут я? - поинтересовался испанец с наигранной апатией в
голосе.
        Феликс  содрогнулся.  Продолжения  дискуссии  о важности прогресса и
никчемности  героев  он  бы  не вынес. Да и зрителей в столовой было слишком
много  для публичного выяснения отношений между испанцем и французом: Ильза,
выдворенная  доктором  из  спальни  дочери за избыточную нервозность, мерила
шагами  расстояние  от  камина  до  двери  и  грызла  ногти,  вслушиваясь  в
отрывистые  команды  доктора  и  торопливые  шаги  Тельмы, которая то и дело
пробегала  вверх  и вниз по лестнице, подавая то тазик для кровопускания, то
кастрюльку  с кипятком, то полотенца (доктор вел себя еще нервознее Ильзы, и
бедной  служанке  доставалось  по  полной  программе:  казалось, она вот-вот
разревется),  а Йозеф, являя собой полную противоположность супруге и будучи
спокоен  до  флегматичности, сидел в изголовье стола и раскладывал пасьянс -
маску  спокойствия  несколько портил легкий озноб, из-за которого Йозеф то и
дело ронял карты под стол.
        Собственно,  именно карты и предотвратили очередные наскоки Огюстена
на героев. Заприметив колоду, француз позабыл даже о выпивке.
        -  Господа!  -  удивленно  провозгласил  он.  -  Нас же четверо! Как
насчет преферанса?
        Из  всех  идей,  изложенных Огюстеном за сегодняшний вечер, эта была
наиболее  разумной.  Особенно  если  сравнивать  с  последней  его задумкой,
которую  он  озвучил, когда они уже вышли втроем из дома доктора, и французу
приспичило  подняться  на вершину Драконьего холма и посмотреть, "что там, в
Городе,  происходит?"  Пришлось  дать  Огюстену  по  шее, и француз дулся на
Феликса  вплоть  до возвращения домой; теперь же он изъявил желание играть в
паре  именно  с  Феликсом,  дабы уравновесить мастерство заядлого картежника
Бальтазара почти полным отсутствием опыта у Йозефа.
        Минут  десять  тишина  в  столовой нарушалась исключительно заявками
игроков,  а  также  раздосадованными восклицаниями Бальтазара в тех случаях,
когда   его   партнер  путал  преферанс  с  покером  и  принимался  отчаянно
блефовать.  Азартные реплики Бальтазара и дрожащий свет оплывших стеариновых
свечей  живо напомнили Феликсу о десятках, если не сотнях, подобных вечеров,
проведенных  в странноприимных домах и трактирах по всей Ойкумене, когда ему
и  испанцу  доводилось  работать  в паре: Бальтазар никогда не отправлялся в
командировку  без  засаленной  колоды  карт, и если со смазливыми девицами в
глухомани   иногда   было  туго,  то  желающим  обыграть  столичного  франта
приходилось  выстраиваться  в  очередь.  Дважды  -  чтобы  проиграть и чтобы
убедиться, что когда человек так фехтует, то мухлевать ему незачем...
        Hа втором этаже что-то грохнуло и перевернулось.
        - Дура криворукая! - завопил, как ошпаренный, доктор.
        Ильза,  уничтожив последние следы маникюра, замерла и прислушалась к
сбивчивым извинениям Тельмы.
        -  Солнышко,  -  обратился  к жене Йозеф. - Сходи, посмотри, что там
случилось...
        -  Пять  в  трефах,  -  заявил Огюстен, и когда шаги Ильзы стихли на
лестнице,  заметил  мимоходом:  -  Ты меня сегодня изрядно удивил, Феликс...
Удивил и обрадовал...
        - Пас...
        - Пас... И чем, если не секрет?
        - М-м-м... Шесть в червях!
        -  Своим  поведением  у  доктора.  "Уж  будьте  покойны!"  - фыркнул
Огюстен. - Пас! Это было здорово!
        - Я не хочу об этом говорить, - твердо сказал Феликс.
        Бальтазар  тоже  спасовал  и  удивленно  выгнул  бровь,  поглядев на
Феликса. Феликс качнул головой, и испанец равнодушно пожал плечами.
        - Пас!
        - А что было у доктора? - спросил Йозеф.
        -   Ты   играй,  а  не  болтай!  -  сердито  посоветовал  Бальтазар,
оставшийся "болваном".
        -  Надо  же...  - как ни в чем ни бывало, продолжал Огюстен. - После
всех  этих заявлений и деклараций о защите справедливости и идеалов добра...
Да, ты меня очень удивил! Первый честный поступок героя!
        - Честный? - переспросил Феликс. У него заломило в затылке.
        -  Ну  да!  Без  демагогии.  И  лицемерия. Надо - сделал, и точка. И
никаких  речей  о  жертвах во имя защиты добра. Согласись, что защищать свою
внучку - мотив куда более весомый, чем защищать какое-то там добро...
        -  У  вас, мсье Огюстен, сложились весьма превратные представления о
мотивах  героев... - сказал Бальтазар. - Йозеф, Хтон тебя возьми, на кой ляд
ты всучил мне этого валета?!
        -   Ну-ка,  ну-ка,  -  заинтересовался  Огюстен.  -  В  чем  же  они
превратные?
        -  Мы никогда не защищали добро и справедливость, - сказал Феликс. -
Это  не  наш  профиль. Пусть философы разбираются, что есть добро и что есть
справедливость...   А   наше   дело   -   бороться   со  Злом  и  искоренять
несправедливость.  Люди  имеют очень смутные и противоречивые взгляды на то,
что  такое  добро.  Зачастую  они даже не замечают, когда им делают добро...
Человек  Зла  всегда  скажет,  что  добро относительно, но никогда не скажет
страдающий  человек  того  же  по  отношению ко Злу. Зло трудно не заметить,
даже  когда  его  причиняют  кому-то  другому.  В такой ситуации большинство
людей  проявляет склонность к рассуждениям на тему этического релятивизма, в
то время как герои предпочитают...
        -  ...Оказать  сопротивленье,  восстать,  вооружиться,  победить или
погибнуть!  -  весело закончил Огюстен. - Знаю-знаю, слыхали. Феликс, я тебе
кто  -  желторотый  студентик, что ты меня пичкаешь этой ерундой? Ты мне еще
расскажи о Порядке и Хаосе!
        -  Порядок  и Хаос - это очередная малоудачная попытка загнать этику
в  рамки  логики. Дескать, если вас завалило лавиной камней - это проявление
Хаоса,  бесспорное  Зло. А если вас замуровали в подземелье теми же камнями,
но  уложенными  рукой  каменщика  -  это уже Порядок, и своего рода добро...
Чепуха, одним словом, полная.
        "Если  уж  Огюстену  невтерпеж  о  чем-нибудь  поспорить,  - подумал
Феликс, - то пусть он лучше спорит об абстракциях".
        -  Согласен,  чепуха.  Hу  а  ваша  концепция  Абсолютного  Зла - не
чепуха?  Как  может  быть абсолютным то, что определяется даже не рассудком,
а...  печенкой,  селезенкой,  задницей...  в общем, неким инстинктом героев,
которым прямо-таки свербит от желания победить или погибнуть?!
        -  Ты  не понял. Мы не определяем, что есть Зло. Нет нужды, Зло само
себя  определит.  И  люди его увидят. Все люди, без исключения. Просто одним
хватает смелости с ним бороться, а другим...
        -  Все,  без  исключения?!  А  как насчет магов? Уж они-то себя Злом
точно не считали!
        - Во-первых, маги - не люди. Были ими когда-то, но...
        -  Как  удобно! Вешаем ярлычок "нелюдь" и - голову с плеч без всяких
угрызений совести!
        -   А   во-вторых,  -  сказал  Феликс,  поражаясь  неуемной  энергии
Огюстена:  его  самого уже покачивало от усталости, - во-вторых, откуда тебе
знать, кем они себя считали? Они ведь служили Хтону.
        -  Еще  одна гениальная выдумка! Спишем все на дьявола. Бес попутал!
Конечно,  куда  как  легче валить все на Хтона, чем признать, что этот самый
Хтон живет в людях. Во всех, - ехидно добавил он, - без исключения!
============================================================================





Антон



--- ifmail v.2.15dev5
 * Origin: NC (2:5020/400)
- RU.SF.SEMINAR (2:5010/30.47) --------------------------------- RU.SF.SEMINAR -
 Msg  : 242 из 316                          Scn                                 
 From : Anton Farb                          2:5020/400      Вск 22 Апр 01 01:29 
 To   : All                                                 Вск 22 Апр 01 08:34 
 Subj : "День Святого Никогда", часть вторая [7/13]                             
--------------------------------------------------------------------------------
From: "Anton Farb" <anton@imf.zt.ua>
Reply-To: anton@imf.zt.ua

Привет, Олл!

Читайте дальше...
============================================================================
        Как  назло,  ехать  пришлось  навстречу  ветру,  от  которого никоим
образом  не  спасали маленькие дверцы кэба, и Феликс забился в угол экипажа,
обмотал  лицо  шарфом  и  просидел  так  всю  дорогу,  лишь однажды глянув в
окошко,  когда  там  стали  мелькать белые матовые шары фонарей на Троллином
мосту.  Река  была  похожа  на  туго  натянутое  полотно. У берегов изо льда
торчали   крепко   вмороженные  лодки  и  баржи,  а  середина  полотна  была
расчерчена  спиральными  завитушками от коньков. Катание на льду было совсем
новой  забавой  для  столичной  ребятни,  и  самые  упорные  конькобежцы  не
оставляли  тренировок  даже после захода солнца, катаясь с факелами в руках.
Со   стороны   это   зрелище  действительно  напоминало  какой-то  языческий
праздник,  и  если бы не отсутствие друидов и прочих волхвов, Сигизмунд имел
бы все основания радоваться своей прозорливости...
        Когда  кэб подъехал к дому, Феликс сунул деньги в отверстие в крыше,
с  трудом  выбрался  наружу  и  понял,  что совершенно окоченел. До двери он
почти  добежал,  но что толку, если Освальд - старый добрый Освальд, который
никуда  и  никогда  не  торопился - соизволил открыть только через минуту, и
Феликс,  выбивая  зубами  дробь  и с трудом удерживаясь, чтобы не оттолкнуть
верного,  но медлительного слугу, с порога окунулся в блаженный аромат дома,
тепла  и  (он  принюхался) тушеного мяса с грибами. Поднимаясь по лестнице и
на  ходу  расстегивая куртку, он мысленно пообещал себе, что завтра - а нет,
завтра  не  выйдет...  тогда  в  среду  - что за черт, и в среду он занят!..
тогда  в  воскресенье он обязательно сходит к портному и закажет себе зимнее
пальто.  А  лучше  -  шубу.  "А  если  Ильза, - постановил он, откручивая до
предела  кран  горячей  воды,  - еще раз сунет свои шаловливые ручонки в мой
гардероб..."
        Додумывать  он  не стал: ванна приняла его в свои горячие объятия, и
он,  закрыв  глаза  и  откинув  голову на специальную подушечку, приступил к
процессу  отмокания, а вернее даже - отпаривания. От резкой смены температур
кости  слегка  ломило,  а онемевшее лицо будто натирали наждаком, но все это
было  ничто  в сравнении с иглотерапией, которой подвергались ступни ног. "И
к сапожнику, - вяло подумал он. - Пусть сошьет мне валенки. Если сумеет..."
        Выбраться  из  воды  оказалось  куда  сложнее, чем запрыгнуть в нее.
Мышцы  будто  раскисли,  голова  потяжелела  от  пара,  и  весь  он  размяк,
растворился  в  горячей воде... Кольнуло сердце - раз, другой, а потом уколы
сменились  ровной  тяжестью,  которая  мягкой  ладонью  надавила на грудь, и
Феликс,  кряхтя,  вылез из ванны и закутался в мохеровое полотенце. Он редко
позволял  себе  выпивать  до  обеда,  но  сегодня,  в терапевтических целях,
сделал  поблажку: в ящике трюмо под наволочками и простынями была припрятана
плоская  фляжка  со  шнапсом,  и  он  хлебнул  маленько, отсалютовал фляжкой
своему  троекратному  отражению  и  скривился  от отвращения. Из трельяжа на
него  глядел  растрепанный  и  неопрятный  старик с красными, как у кролика,
глазами. "Дожил, - сокрушенно подумал он. - Кошмар!"
        Фляжка  вернулась  на  свое  место, полотенце улетело на пол, Феликс
широко  распахнул  окно,  сгреб  с  подоконника снег и с фырканьем растер им
лицо  и грудь. По комнате бритвой полоснул ледяной ветер, и окно было сию же
секунду  захлопнуто,  а  Феликс,  приплясывая на месте, облачился в домашний
пиджак  со  стегаными  обшлагами,  слегка  лоснящиеся,  но  крепкие  брюки и
поношенные  тапочки.  Он сполоснул ванну, развесил полотенце на змееобразном
сушителе   (Йозеф,   по   счастью,   с  уважением  относился  к  любой  идее
бургомистра,  в  том  числе  -  и  к отоплению паром), поправил покрывало на
кровати,  старательно,  но быстро причесался, с неудовольствием отметив, что
какое-то  число  волос  все  же  осталось  на расческе, сунул руки в карманы
пиджака  и  снова  поглядел  в зеркало. На этот раз результат оказался более
благопристойным:   не   денди,  нет,  дворянского  лоска  и  высокомерия  не
доставало  для  такой оценки, но по крайней мере, и не престарелый пропойца,
а очень даже представительный мужчина...
        В  таком  виде  не  стыдно  было  выйти  к  обеду,  что он и сделал,
повстречав в столовой первого незваного гостя за этот вечер.



                                     5

        После  долгих  лет  дружбы  Феликс  пришел  к  выводу, что более чем
пренебрежительное  отношение  Бальтазара  к  таким светским условностям, как
приглашение  в  гости  или  этикет  поведения  в чужом доме, является прямым
продолжением  юношеского  протеста  против донельзя регламентированного мира
испанской  знати.  Даже  такую мелкую формальность, как ожидание в прихожей,
пока  о его появлении доложат хозяевам, Бальтазар считал оскорблением своего
достоинства,  и  поэтому  Освальд  был  заранее  проинструктирован  впускать
развязного  испанца  без  лишних  церемоний.  Подобные  привилегии Бальтазар
воспринимал  как  должное,  и  сходу  начинал  чувствовать  себя  как  дома:
требовал  вина,  приставал  к  Тельме, подсмеивался над Йозефом и при помощи
лексикона  уличных чистильщиков обуви вгонял в краску Ильзу, которая терпеть
его  не  могла  с  первой  же их встречи, когда ее мечты свести знакомство с
настоящим  аристократом  разбились вдребезги об откровенно плебейские манеры
драконоубийцы.
        Единственным,  что  как-то  компенсировало  фамильярность идальго по
части  неожиданных  визитов, было то, что он никогда не приходил в чужой дом
без  подарка.  Поэтому штопор и два стакана с толстым дном в руках Освальда,
направляющегося  из  кухни  в  столовую, выглядели вполне закономерно. А вот
толедский  палаш,  небрежно  засунутый  в  подставку  для  зонтиков,  поверг
Феликса в глубочайшее недоумение.
        -  С  каких это пор ты... - начал было он, намереваясь решить вопрос
без  обиняков,  и  тут  же  отказался от своего намерения из-за Агнешки. Она
сидела   на   коленях   у  Бальтазара  и  увлеченно  рассматривала  огромный
манускрипт.
        -  Привет!  -  дружелюбно  сказал  Бальтазар, отрываясь от пояснений
Агнешке.
        - Виделись уже... - пожал плечами Феликс.
        - Ой, деда, смотри, что мне подарил дядя Бальтазар!
        Феликс  посмотрел. На пожелтевшем пергаменте среди убористых строчек
угловатых  готических  букв  была всего одна иллюстрация: на золотой финифти
синий дракон обвивался вокруг розового слона.
        - Абердинский бестиарий?
        - Он самый, - подтвердил Бальтазар.
        "Англия,    раннее    средневековье,    сохранилось    всего   шесть
экземпляров...  -  машинально  вспомнил Феликс. - Нечего сказать, подходящий
подарок для маленькой девочки!"
        - А почему дракон здесь похож на змею? - спросила Агнешка.
        - Потому что это не дракон, - ответил Бальтазар, - а виверн.
        - А какая разница?
        - У виверна всего две лапы, а у дракона - четыре!
        - А если лап вообще нет, а есть только крылья?
        - Тогда это линдворн. Или амфиптер, кому как больше нравится.
        -  Ты  зачем  приволок  свою  игрушку?  -  все-таки  спросил Феликс,
которому не давал покоя палаш в стойке для зонтов.
        -  На,  полюбуйся!  -  Бальтазар  вытащил  из-за  манжета  свернутую
треугольником  записку  и  протянул  ее  Феликсу таким жестом, будто она все
объясняла.
        - А если крыльев нет, зато голов много? - допытывалась Агнешка.
        - Тогда это гидра...
        Написанное  быстрым  и  небрежным  почерком послание гласило: "Папа!
Отпусти  прислугу  и  подожди  меня  у Феликса! Дома не оставайся! Это очень
важно!!!  Себастьян".  Обилие  восклицательных  знаков,  торопливо  скачущие
буквы  и трижды подчеркнутая просьба не оставаться дома говорили не только о
спешке,  в которой это было написано, но и о душевном смятении, овладевавшем
автором  записки.  Феликс даже не представлял себе, что могло так вывести из
равновесия Себастьяна - если, конечно, не считать споров о природе Зла...
        - И что сие означает? - спросил Феликс.
        -  Понятия  не  имею,  -  ответил  Бальтазар. - Это было под дверным
молотком.  Забавно, правда: мой сын назначает мне свидание у тебя в гостях и
вдобавок  требует  -  не  просит,  а  требует!  - чтобы я не ночевал дома! Я
сначала  подумал,  что  он решил устроить пьянку и пригласить всех друзей, а
престарелого отца сплавить куда подальше, но чтобы так в наглую?!
        - А что, Себастьян тоже придет? - затаила дыхание Агнешка.
        -  Ну,  раз  написал,  то обязательно придет. Попробует он у меня не
прийти! Шутник выискался, записки он мне будет писать... "Отпусти прислугу!"
        - Деда, а можно я его подожду?
        - А уроки ты сделала?
        - Сделала! - гордо кивнула Агнешка. - Могу показать!
        -  Покажи,  -  согласился Феликс, и когда девочка, промычав себе под
нос  что-то о старых занудах, оставила героев наедине, сказал: - Странно все
это. И чем дальше, тем страньше... Так зачем тебе меч?
        - На всякий случай. Ты же меня знаешь!
        -  Я-то  тебя  знаю, - задумчиво сказал Феликс. - А вот что подумает
Ильза?
        -  Чихать  я  хотел  на  то,  что подумает Ильза! - в сердцах бросил
Бальтазар.  -  И вообще, я тебя не узнаю! Почему два друга не могут посидеть
по-стариковски,  вспомнить  былые  деньки и побряцать железом без оглядки на
то, что подумает Ильза?!
        -   Посидеть   по-стариковски,   говоришь...  -  Феликс  скептически
посмотрел  на  выстроенные  в  боевом порядке стаканы, штопор и завернутый в
бумагу  сосуд  знакомой  формы. Надежды скоротать спокойный вечерок у камина
таяли, как дым. От предчувствий заранее заныла печень.
        -  Не  криви  так  морду,  я  вовсе не собираюсь напиваться и ломать
мебель!
        Вернулась  Агнешка  и,  задрав  нос,  вручила дедушке пять тетрадок;
одновременно   в   столовую  заглянула  Тельма  и,  без  удержу  кокетничая,
уточнила,  будет  ли обедать сеньор Бальтазар. Тот двусмысленно облизнулся и
заявил,  что очень голоден; Феликс украдкой показал ему кулак. Ильза к обеду
не  вышла,  сославшись  на  недомогание,  Йозеф,  как  обычно, задержался на
работе,  Агнешка  отобедала  по  возвращении  из гимназии, и потому жаркое с
трюфелями  Феликс  и  Бальтазар  дегустировали  вдвоем,  не забывая отдавать
должное  бутылочке  хереса,  пока  Агнешка  листала  бестиарий,  то  и  дело
встревая с вопросами об очередных магических тварях.
        После  обеда,  когда  часы  в прихожей пробили половину шестого, оба
героя  предались  своим  любимым занятиям: Феликс стал растапливать камин, а
Бальтазар   приступил   к   хирургической   операции  по  вскрытию  бутылки.
Естественно,  на  то,  чтобы  наколоть  щепок для растопки и развести огонь,
потребовалось  больше  времени,  чем  на  выдергивание  пробки,  и Бальтазар
недовольно заворчал:
        - Ну что ты там копаешься? Это же "Гленливет"!
        -  С  каких это пор ты полюбил виски? - спросил Феликс, оттирая руки
от  сосновой смолы и возвращая на место каминную заслонку, за которой весело
приплясывали язычки пламени. - Ты же всегда предпочитал коньяк!
        -  О,  это  целая  история!  -  сказал  Бальтазар,  наливая янтарный
напиток  в  стакан.  - Когда я был молодой и глупый, то провел целый месяц в
шотландском  городке  Ивернессе, залечивая сломанные ребра и отбивая привкус
гнилой озерной воды этим сказочным нектаром...
        Феликс  подтащил  два  кресла и крошечный столик к камину, Бальтазар
поставил  бутылку  на  столик,  вручил стакан Феликсу и, усевшись поудобнее,
продолжил  рассказ.  Агнешка оккупировала скамеечку для ног, преданно внимая
истории  охоты  молодого  и  глупого Бальтазара на водного дракона, а Феликс
приступил  к  смакованию  великолепного виски, пропуская байки приятеля мимо
ушей  до  тех  пор,  пока  испанец  не поименовал свою несостоявшуюся жертву
"первостатейной  сукой".  Тогда  пришлось  обратить  внимание  Бальтазара на
связку  поленьев  и  кочергу возле камина и пригрозить жестокой расправой за
каждое   крепкое   словцо.  Бальтазар,  к  удивлению  Феликса,  извинился  и
пообещал, что это больше не повторится.
============================================================================





Антон



--- ifmail v.2.15dev5
 * Origin: NC (2:5020/400)
- RU.SF.SEMINAR (2:5010/30.47) --------------------------------- RU.SF.SEMINAR -
 Msg  : 243 из 316                          Scn                                 
 From : Anton Farb                          2:5020/400      Вск 22 Апр 01 01:29 
 To   : All                                                 Вск 22 Апр 01 08:34 
 Subj : "День Святого Никогда", часть вторая [10/13]                            
--------------------------------------------------------------------------------
From: "Anton Farb" <anton@imf.zt.ua>
Reply-To: anton@imf.zt.ua

============================================================================
        В  комнате  чего-то не доставало. Что-то было не так, как раньше, но
Феликс  не  мог  понять,  что?  Он  подошел  к  камину  и поворошил кочергой
серебристую  коросту  пепла, взметнув в дымоход сноп искр. Потом подбросил в
огонь  дров,  и  камин  снова  весело  запылал.  Но  чего-то  по-прежнему не
хватало...
        "Часы,  -  сообразил  он.  -  Часы  в  прихожей остановились. Раньше
тикали, как метроном, а теперь стало тихо. Надо завести!"
        Часы  купила Ильза, которой периодически изменял ее вкус к дорогим и
некрасивым  вещам,  и  она,  пускай  и  по  ошибке, приобретала предметы, на
которые  можно  было  смотреть без содрогания. Большие напольные часы с боем
были  как  раз  таким  случаем:  из  темного  полированного дерева, с матово
поблескивающими   гирями,  римскими  цифрами  на  циферблате  и  похожим  на
гитарный  гриф  маятником,  часы выглядели солидно и уверенно, не бросаясь в
глаза показной роскошью.
        Сейчас  оба  бронзовых  цилиндрика  опустились  только  до  середины
положенной  им дистанции, но маятник висел неподвижно. Феликс толкнул его, и
механизм  принялся  размеренно  клацать.  Тут  Феликс понял, что не имеет ни
малейшего  представления  о  том,  сколько  сейчас  времени,  и  вернулся  в
столовую.
        - Огюстен, ты не подскажешь, который час?
        -  Понятия  не  имею! Мои остановились в четверть одиннадцатого... -
пожаловался  француз,  выудив из жилетного кармана часики в дешевом стальном
корпусе.
        "Странно",  - подумал Феликс. То же самое время показывали и стрелки
часов  в  прихожей.  Можно  было  подняться  за  брегетом в свою комнату, но
шляться  по  дому со свечкой в руке ему расхотелось, и он, усевшись за стол,
принялся без всякого аппетита ковырять салат.
        Только  сейчас  он  понял, что Бальтазар не просто угрюм, но мрачен,
как  грозовая  туча,  и  причина этого лежит отнюдь не в алкоголе. Даже если
сейчас  было  только  одиннадцать,  а  на  самом  деле, наверное, больше, то
Себастьяну  давно  пора  было  объявиться.  "Так, - подумал Феликс. - Что-то
случилось.  В  лучшем  случае парня забрали в участок. В худшем..." О худшем
Феликс предпочитал не думать.
        Огюстен   же   тем  временем  продолжал  как  ни  в  чем  не  бывало
жонглировать  словами и упражняться в софистике, доказывая, что именно герои
всему  виной.  Не  встречая  ровным  счетом  никаких  возражений  со стороны
Бальтазара, Огюстен разошелся вовсю и чесал языком без остановки.
        -  Прогресс,  - рассуждал он, - это вам не какой-то кадавр, которого
можно  легко  одолеть  путем  усекновения головы и прочих выступающих частей
тела.  Прогресс  нельзя  победить мечом! Его вообще нельзя победить или хотя
бы  остановить!  Прогресс  -  это  снежный  ком, два столетия пролежавший на
вершине  горы  и  теперь  наконец-то  сорвавшийся  вниз  чудовищной лавиной,
сметающей  все  на своем пути. А кто сдерживал эту лавину? Маги, слуги Хтона
и  воплощения мирового Зла... Вот и выходит, что джинна из бутылки выпустили
герои,  столь  прилежно истребившие магов, а теперь, когда этот джинн бушует
по  всей  Ойкумене,  герои делают вид, что им нет до этого никакого дела. Вы
знаете,   Бальтазар,   я   всегда   был   невысокого  мнения  об  умственных
способностях  героев,  но  что  меня  действительно  поражает,  так это ваша
нынешняя  щепетильность и страх во что-либо вмешаться. Герои самоустранились
от  общественной жизни, и общество быстренько подыскало им замену, но какую!
Ужас!..  Право  слово, я никак не ожидал от вас такой... безответственности,
чтобы не сказать - трусости. Набедокурили - и в кусты, тоже мне, герои!
        И   тут   чаша   терпения  Бальтазара  переполнилась.  Он  привстал,
перегнулся  через  стол  и ухватил Огюстена за грудки, наматывая его манишку
на кулак.
        -  Послушайте,  вы! - прошипел Бальтазар. - Господин теоретик! Сотни
парней,  мизинца  которых вы не стоите, отдали свои жизни, чтобы такие уроды
как  вы могли рассуждать о роли героев в жизни общества. Потрудитесь уважать
память  этих  парней,  мсье  Огюстен, а иначе мне придется выбить из вас всю
спесь!
        -  Что  за  манеры,  сеньор  драконоубийца?  -  хрипел  полузадушено
Огюстен. - За неимением аргументов переходим к рукоприкладству?
        -  Я  жду  извинений,  -  угрожающе  сказал Бальтазар, приподнимая и
слегка  встряхивая  француза.  -  Извинений  передо мной и Феликсом лично, и
перед всеми героями, которых вы только что оскорбили!
        -  Я?  Оскорбил?  -  удивился  Огюстен,  медленно багровея лицом и с
трудом сохраняя самообладание. - Да что вы в самом деле, я и в мыслях-х-х...
        -  Hу?!  -  прорычал  Бальтазар.  На  его  висках вздулись узловатые
веревки вен, а на лбу выступил пот. - Hу?!!
        -  Хватит!  -  Ладонь  Феликса  с  треском врезалась в столешницу. -
Прекратить! Отпусти его! Hемедленно!
        Секунду-другую  Бальтазар  продолжал смотреть в налитые кровью глаза
Огюстена,  а  потом  отшвырнул пухлого француза и, тяжело дыша, опустился на
стул.
        -  Какой  вы,  однако, агрессивный... - выдавил с кривой полуулыбкой
Огюстен, потирая шею. - В вашем возрасте это вредно...
        -  Еще  один  такой инцидент, - внушительно сказал Феликс, - и я вас
выгоню. Обоих. Учтите на будущее.
        -  Учтем,  -  уже  почти  весело сказал Огюстен. - Непременно учтем,
правда, сеньор Бальтазар?
        Испанец в два жадных глотка осушил бокал с вином и буркнул:
        - Извини, Феликс. Я погорячился...
        - Папа? - раздался у Феликса за спиной чуть испуганный голос Йозефа.
        Феликс  обернулся.  Йозеф  стоял  в  одной  ночной рубашке и смешном
колпаке  с  помпоном.  Он  был  бледен, и рука, сжимавшая подсвечник, слегка
дрожала.
        -  Да?  -  удивленно  спросил  Феликс.  -  В чем дело, сынок? Мы вас
разбудили, да? Ты прости, мы тут слегка развоевались...
        - Папа, - сказал Йозеф. - У Агнешки жар. Надо сходить за доктором.



                                     7

        Обычно  укладывание  Агнешки  спать  - дело, казалось бы, нехитрое и
привычное   -   превращалось   в   процедуру  настолько  долгую,  сложную  и
трудоемкую,  что  когда  сегодняшним  вечером  внучка  сама изъявила желание
отправиться  в  постель, Феликс посчитал, что причиной этого намерения стала
давняя  боязнь  темноты,  которой  девочка страдала с трехлетнего возраста -
боязнь  сильная, доходящая порой до панического ужаса, и, увы, запущенная по
воле  Ильзы  и  Йозефа,  не  позволивших Феликсу "искалечить детскую психику
изуверскими  методами  героев"  и  отучить  Агнешку  испытывать  страх перед
потемками раз и навсегда.
        Но  сейчас,  проходя  в  свой кабинет мимо комнаты Агнешки и замирая
под   дверью,   откуда  доносились  тихие  стоны  и  горячечное  бормотание,
перемежаемое  успокаивающим воркованием Ильзы, Феликс ругал себя на чем свет
стоит  и  мысленно  давал  себе  пинка  за то, что не смог отличить хворь от
испуга  и  еще  посмел подтрунивать над занемогшей внучкой! Побороть чувство
вины  и  перестать  корить себя Феликс мог только одним способом, а именно -
безотлагательно  приведя в внучке доктора, и именно за этим он и направлялся
в  свой  кабинет.  При  всем  своем  скепсисе касательно прогнозов Огюстена,
Феликс  все  же  хотел  свести  риск к минимуму и самым старательным образом
подготовиться к вылазке в Город.
        Войдя  в  кабинет,  он  первым  делом  выволок из-под стола дорожный
сундук  и достал из него старую лампу "летучую мышь" и пузырек с загустевшим
маслом.  Фитиль  занялся  неохотно, и от запаха нагретого металла и горелого
масла  у  Феликса  защемило  сердце.  Эта лампа, как и любой другой предмет,
извлеченный  из окованного железом сундука, могла разбудить такое количество
совершенно  неуместных  сейчас  воспоминаний,  что  Феликс  поспешил  задуть
огонек  и  отставить "летучую мышь" в сторонку, приступив к сосредоточенному
переворачиванию  содержимого  сундука.  Память его не подвела: на самом дне,
под  холстиной,  к  тихой радости Феликса обнаружились меховые унты, которые
он тут же и обул.
        Теперь  следовало  подумать  об  оружии.  Мысль  о  мече он отбросил
сразу:  в  такой  мороз  человек  с подрезанными сухожилиями (обычный способ
гуманного  вразумления уличной швали) к утру гарантированно превратился бы в
труп,  а  убийство людей Феликсу всегда претило, и поэтому он остановил свой
выбор  на  короткой и гибкой дубинке из кожи носорога, привезенной из Африки
и  усовершенствованной  путем закладывания свинчатки в ударную часть. Одного
взмаха   этой   вещицей  хватало,  чтобы  нокаутировать  быка,  но  проблема
заключалась  в том, что у толпы слишком много голов, чтобы каждую можно было
отоварить  в  порядке  очереди  -  а  именно  столкновения  с  толпой Феликс
опасался куда больше, чем всех бандитов вместе взятых.
        В   другой  ситуации  он  бы  еще,  пожалуй,  поразмыслил  над  этой
проблемой,  но  сейчас,  когда  за  стеной  металась  в бреду его внучка, он
действовал  без  колебаний.  За  ровными  рядами  обтянутых в сафьян томиков
подарочного  издания  "Анналов"  в  задней  стенке  книжного шкафа был укрыт
тайник,  который  он  не  открывал со Дня Героя. Комбинацией замка была дата
рождения Агнешки...
        "Сигизмунд  мне  голову  оторвет", - хмуро подумал Феликс, вытягивая
увесистый  фолиант.  Ключ от него был приклеен кусочком липкой ленты для мух
к  нижней  поверхности  письменного  стола.  "Кто бы мог подумать, что самое
мощное  и  самое  секретное  оружие  героев  может  понадобиться  для  таких
прозаических  целей,  как распугивание толпы... Что творится с этим миром?!"
- спросил себя Феликс и открыл фолиант.
        Скорее  всего, это была идея Сигизмунда - придать футляру для оружия
форму  книги;  старик  любил  распространяться  о силе, даруемой знаниями...
Разумеется,  никаких  страниц в фолианте не было, а была подкладка наподобие
той,  в  которой  покоились  эсток  и дага Феликса. Только углубления в этой
подкладке  были  необычными:  два  продолговатых  по бокам и два - круглое и
грушеобразное   -   посередине.   В   круглом  лежала  маленькая  коробочка,
заполненная  свинцовыми  шариками  размером  с  фалангу  большого  пальца; а
грушеобразное  углубление  заполнял  собой  пенал  из выскобленного оленьего
рога,   настолько   тонкий,  что  сквозь  полупрозрачные  стенки  был  виден
иссиня-черный  зернистый  порошок.  Но  вовсе не свинцовые шарики, и даже не
загадочный  порошок  Сигизмунд  велел  беречь  как зеницу ока: два предмета,
уложенные  в  продолговатые углубления подкладки, и формой напоминающие ложа
ручных  арбалетов с продольными трубками там, где полагалось быть углублению
для стрелы, и были тем самым чудо-оружием героев.
        ...Первые   огнестрелы   были   фитильными   и  жутко  неудобными  в
обращении:  герои  прихватывали  их  с  собой  только  в  том  случае,  если
предстояла  встреча  с  гиппогрифом, ценохоркой или другой массивной тварью,
убивать  которую  вручную  -  запаришься;  но  лет десять назад нюрнбергский
мастер,  имя  которого  было  большей тайной, чем родословная Бальтазара, не
только  навострился  делать  компактные  и  легкие  огнестрелы, но и изобрел
пружинно-колесцовый   замок,   который   позволял   держать  по  взведенному
огнестрелу  в  каждой  руке и стрелять два раза подряд - и тогда эти шумные,
но  грозные  устройства  стали  применяться  героями и против магов. Феликсу
порой  казалось, что именно изобретение огнестрела приблизило кончину магов,
хотя,  конечно  же,  это  не  объясняло,  почему  перестали  рождаться новые
маги...  Черный  порошок,  в  просторечии  - порох, выдавал героям Сигизмунд
лично,  и узнать его, пороха, состав и способ приготовления было невозможно;
ну а шарики-пули каждый герой отливал самостоятельно.
============================================================================




Антон



--- ifmail v.2.15dev5
 * Origin: NC (2:5020/400)
- RU.SF.SEMINAR (2:5010/30.47) --------------------------------- RU.SF.SEMINAR -
 Msg  : 244 из 316                          Scn                                 
 From : Moderator of RU.SF.SEMINAR          2:5030/581.12   Суб 21 Апр 01 18:34 
 To   : Anton Farb                                          Вск 22 Апр 01 08:34 
 Subj : "РВК" 1/6                                                               
--------------------------------------------------------------------------------
В общем, что называется, привет, Anton!

Я, что называется, извиняюсь, но Чет Апр 19 2001 01:09, Anton Farb написал to
All:

 AF> Официальное обращение к модератору:

 AF> В виду того, что объем романа "День Святого Никогда" превышает 600 кб
 AF> и согласно пункту правил 4b, я, нижеподписавшийся автор оного романа,
 AF> испрашиваю разрешения на продолжение постинга романа с пятой главы
 AF> первой части, порциями по 6 писем по 11 килобайт каждое ежедневно.

Официальный ответ Модератора:

Разрешаю.

 AF> Примечание 1: молчание модератора будет расценено как знак согласия.

А вот этого не надо. А то у меня плюсомет ржавеет - руки чещутся пустить в ход. 
;-)

                                       Всяческих, что называется, успехов!
                                                                       Anton.
--- GoldED/386 3.0.1
 * Origin: apervushin@mail.ru (2:5030/581.12)
- RU.SF.SEMINAR (2:5010/30.47) --------------------------------- RU.SF.SEMINAR -
 Msg  : 245 из 316                          Scn                                 
 From : Serg Kalabuhin                      2:5016/1.6      Вск 22 Апр 01 08:52 
 To   : Anton Farb                                          Вск 22 Апр 01 13:51 
 Subj : "День Святого Никогда", часть вторая [1/13]                             
--------------------------------------------------------------------------------
Привет, Anton!

Суббота Апрель 21 2001 01:08, Anton Farb wrote to All:

 AF> белые хлопья. После полуночи снег валил  уже  непрерывно,  укутывая
 AF> Город пуховым одеялом, и к утру все вокруг сияло  белизной  в  ярких
 AF> лучах холодного зимнего солнца: на покатых крышах домов  (карнизы
 AF> которых  были  украшены  бахромой крошечных сосулек) лежали огромные
 AF> белые  шапки,  черные  ветви  деревьев  гнулись  к земле под
 AF> весом пушистых  гребешков,  а на улицах было не пройти и не проехать
 AF> из-за рыхлых, иссиня-белых   сугробов,  покрытых  весело
 AF> похрустывающей  корочкой  наста. Ступив  на  такой вот обманчиво
 AF> твердый ледок, можно было провалиться в снег

Hаст-то откель бpался?

 AF> прозрачного  льда.  Достаточно  заметить,  что  самым
 AF> красивым обитателем  ледяного зверинца был признан тролль восьми футов
 AF> роста,
Футы - давить! Даёшь метрическую систему!      :)

 AF> троллей к людскому молодняку  всегда  носила  исключительно
 AF> гастрономический характер, и именно эта  склонность  к  каннибализму
А волки тоже каннибализмом гpешат?         :)
 AF> вкупе с угрожающим видом монстра вызывала у ребятни большее
 AF> восхищение, нежели скрупулезная работа скульптора...
Фи, Антон! Что за фpаза? А смысл! Бедные детки.       :(

 AF> на мелкие  кусочки  ледяные  монстры, и забушевала в ухоженных некогда
 AF> парковых аллеях настоящая лесная пурга.
Лесная пурга - это да, это кpуто!

 AF>         Три  дня  Город  находился во власти стихии. Три дня никто и
Ты это, определись, как у тебя город называется: Город или Столица. Или
пиши с заглавной буквы что-нить одно. Али оба слова с маленькой.

 AF> фабричные трубы перестали дымить! Буран захватил Столицу  врасплох,
Буран - это имя лесной пуpги?       :)

 AF> стылое  солнце,  подернулся  молочной дымкой Сивардов  Яр, а оттуда
 AF> туман пополз на Нижний Город, и воздух стал звонким и хрупким,   и
 AF> немыслимо  было  любое  движение  во  всей  этой  звонкости
 AF> и хрупкости,  и  даже  дышать  было  боязно,  ибо  на  вкус  новый,
 AF> стеклянной прозрачности   воздух   оказался  колючим  и  обжигающим.
А говорил - туман...     :(

 AF>         Из  десяти  взопревших (то ли от жары, то ли от усердия)
 AF> борзописцев
"борзописцы" - это вполне конкретное опpеделение. Или в твоем мире у него
иное значение?

Serg                            Сергей Калабухин
"Политикой надо заниматься профессионально, а не толчками". /Сергей Степашин/

... Автор выстрадал свой роман. Очередь за тобой, читатель!
--- Сказал себе я: "Брось писать!", но руки сами просятся...(ВВ)
 * Origin: Odyssey (2:5016/1.6)
- RU.SF.SEMINAR (2:5010/30.47) --------------------------------- RU.SF.SEMINAR -
 Msg  : 246 из 316                          Scn                                 
 From : Anton Farb                          2:5020/400      Вск 22 Апр 01 16:40 
 To   : All                                                 Вск 22 Апр 01 23:13 
 Subj : Re: "День Святого Никогда", часть вторая [1/13]                         
--------------------------------------------------------------------------------
From: "Anton Farb" <anton@imf.zt.ua>
Reply-To: anton@imf.zt.ua

In <987931263@p6.f1.n5016.z2.fidonet.ftn> Serg Kalabuhin
(Serg.Kalabuhin@p6.f1.n5016.z2.fidonet.org) wrote:

>  AF> похрустывающей  корочкой  наста. Ступив  на  такой вот обманчиво
>  AF> твердый ледок, можно было провалиться в снег
>
> Hаст-то откель бpался?

Дык подморозило под утро ;)

>  AF> красивым обитателем  ледяного зверинца был признан тролль восьми футов
>  AF> роста,
> Футы - давить! Даёшь метрическую систему!      :)

Увы, импоссибл. Для метрической системы надо обладать куда более точными
познаниями об окружающем мире, чем это возможно в моем романе. Читай
дальше: они еще даже Америку не открыли ;) А ты хочешь, чтобы меридианы
на метры делить начали...

>  AF> троллей к людскому молодняку  всегда  носила  исключительно
>  AF> гастрономический характер, и именно эта  склонность  к  каннибализму
> А волки тоже каннибализмом гpешат?         :)

Бывает. "Каннибал" (cannibale) по-французски означает "людоед". Правда,
есть еще биологический термин "каннибализм", обозначающий поедание
хищником особей своего вида, но в данном случае следует использовать
первое значение. (Хотя, наверное, стоит просто заменить на "людоедство"
и не мудрствовать лукаво...)

>  AF> вкупе с угрожающим видом монстра вызывала у ребятни большее
>  AF> восхищение, нежели скрупулезная работа скульптора...
> Фи, Антон! Что за фpаза? А смысл! Бедные детки.       :(

Не понял?

>  AF> на мелкие  кусочки  ледяные  монстры, и забушевала в ухоженных некогда
>  AF> парковых аллеях настоящая лесная пурга.
> Лесная пурга - это да, это кpуто!

Пурга - она же метель - бывает, случается и в лесу. И еще как случается.

>  AF>         Три  дня  Город  находился во власти стихии. Три дня никто и
> Ты это, определись, как у тебя город называется: Город или Столица. Или
> пиши с заглавной буквы что-нить одно. Али оба слова с маленькой.

За отсутствием имени собственного я решил оставить оба слова с большой
буквы. Город - как место действия романа, Столица - как центр Метрополии.

>  AF> фабричные трубы перестали дымить! Буран захватил Столицу  врасплох,
> Буран - это имя лесной пуpги?       :)

Нет, это еще один синоним слову "метель" ;)

>  AF> стылое  солнце,  подернулся  молочной дымкой Сивардов  Яр, а оттуда
>  AF> туман пополз на Нижний Город, и воздух стал звонким и хрупким,   и
>  AF> немыслимо  было  любое  движение  во  всей  этой  звонкости
>  AF> и хрупкости,  и  даже  дышать  было  боязно,  ибо  на  вкус  новый,
>  AF> стеклянной прозрачности   воздух   оказался  колючим  и  обжигающим.
> А говорил - туман...     :(

Да-с, обмишулился... :( Имелось в виду следующее: когда туман уже уполз
в Нижний Город, в Верхнем воздух стал прозрачным. Надо будет поправить,
тханкс!

>  AF>         Из  десяти  взопревших (то ли от жары, то ли от усердия)
>  AF> борзописцев
> "борзописцы" - это вполне конкретное опpеделение. Или в твоем мире у него
> иное значение?

Согласно Ожегову, "борзописец - тот, кто пишет быстро, наспех и
поверхностно". По-моему, вполне подходит.





Антон
ЗЫ. А что, первая часть романа нареканий не вызвала? ;)
ЗЗЫ. Хотя, ты наверно все-таки обожди конца постинга. Чтобы
не повторяться с багофичами типа метрической системы.

--
[ http://afarb.nm.ru ]


--- ifmail v.2.15dev5
 * Origin: http://afarb.nm.ru (2:5020/400)
- RU.SF.SEMINAR (2:5010/30.47) --------------------------------- RU.SF.SEMINAR -
 Msg  : 247 из 316                          Scn                                 
 From : Serg Kalabuhin                      2:5016/1.6      Вск 22 Апр 01 18:15 
 To   : Anton Farb                                          Вск 22 Апр 01 23:13 
 Subj : "День Святого Никогда", часть вторая [1/13]                             
--------------------------------------------------------------------------------
Привет, Anton!

Воскресенье Апрель 22 2001 16:40, Anton Farb wrote to All:

 >>  AF> похрустывающей  корочкой  наста. Ступив  на  такой вот
 >>  AF> обманчиво твердый ледок, можно было провалиться в снег
 >>
 >> Hаст-то откель бpался?

 AF> Дык подморозило под утро ;)
А перед этим подтаяло? Из текста не видать - снег сухой, пушистый.

 AF> Читай дальше: они еще даже Америку не открыли ;) А ты хочешь, чтобы
 AF> меридианы на метры делить начали...
Одно другому не мешает. И не способствует. Как Араго считал меридиан, знаешь?

 >>  AF> троллей к людскому молодняку  всегда  носила  исключительно
 >>  AF> гастрономический характер, и именно эта  склонность  к
 >>  AF> каннибализму
 >>  AF> вкупе с угрожающим видом монстра вызывала у ребятни большее
 >>  AF> восхищение, нежели скрупулезная работа скульптора...
 >> Фи, Антон! Что за фpаза? А смысл! Бедные детки.       :(

 AF> Не понял?
Вот и я не понял: почему это "склонность к канибализму" (в любом значении
данного термина) вызывает у pебятни восхищение?

 >>  AF> на мелкие  кусочки  ледяные  монстры, и забушевала в ухоженных
 >>  AF> некогда парковых аллеях настоящая лесная пурга.
 >> Лесная пурга - это да, это кpуто!

 AF> Пурга - она же метель - бывает, случается и в лесу. И еще как
 AF> случается.
Может быть. Вот только причем здесь "лесная"?

 >>  AF>         Три  дня  Город  находился во власти стихии. Три дня
 >>  AF> никто и
 >> Ты это, определись, как у тебя город называется: Город или Столица.
 >> Или пиши с заглавной буквы что-нить одно. Али оба слова с маленькой.

 AF> За отсутствием имени собственного я решил оставить оба слова с большой
 AF> буквы. Город - как место действия романа, Столица - как центр
 AF> Метрополии.
Хозяин-баpин. Можешь даже свои правила русского языка установить.   :)
Для данного конкретного pомана.

 AF> ЗЫ. А что, первая часть романа нареканий не вызвала? ;)
Вызвала. Но читал давно, уже не помню деталей.

 AF> ЗЗЫ. Хотя, ты наверно все-таки обожди конца постинга. Чтобы
 AF> не повторяться с багофичами типа метрической системы.
Не получится: перечитывать потом не буду - влом.
Скажу сpазу. Мне нpавится, как ты пишешь, но не нpавится, о чем. Романы не
пишут ради разборок, ты ж понимаешь?       :)
Может, тебя с Буркиным скpестить: его сюжет, твой язык? Хотя на счет Буркина
не уверен, критикуемые за язык "Цветы" не читал.
Может, попробуешь мои "Хроники" облечь в мясо? А то у меня времени только
на диалоги хватает.    :(      Хоть я и стараюсь влить в диалоги максимум
описания.  Но Буркин для тебя пеpспективнее.          :)
Ой, и зачем я тебя похвалил? Вдруг теперь бросишь писать...      :)

Serg                            Сергей Калабухин
Болтала на уроке, мешала мне pазговаpивать. (Запись в дневнике)

... Автор выстрадал свой роман. Очередь за тобой, читатель!
--- Сказал себе я: "Брось писать!", но руки сами просятся...(ВВ)
 * Origin: Odyssey (2:5016/1.6)
- RU.SF.SEMINAR (2:5010/30.47) --------------------------------- RU.SF.SEMINAR -
 Msg  : 248 из 316                          Scn                                 
 From : Anton Farb                          2:5020/400      Вск 22 Апр 01 22:45 
 To   : All                                                 Пон 23 Апр 01 01:58 
 Subj : Re: "День Святого Никогда", часть вторая [1/13]                         
--------------------------------------------------------------------------------
From: "Anton Farb" <anton@imf.zt.ua>
Reply-To: anton@imf.zt.ua

In <987964944@p6.f1.n5016.z2.fidonet.ftn> Serg Kalabuhin
(Serg.Kalabuhin@p6.f1.n5016.z2.fidonet.org) wrote:

>  AF> Дык подморозило под утро ;)
> А перед этим подтаяло? Из текста не видать - снег сухой, пушистый.

Зачем подтаяло? С вечера насыпало, к утру подморозило. Усе как в жизни.

>  AF> Читай дальше: они еще даже Америку не открыли ;) А ты хочешь, чтобы
>  AF> меридианы на метры делить начали...
> Одно другому не мешает. И не способствует. Как Араго считал меридиан, знаешь?

Неа. Но знаю, что метрическую систему ввели много позже открытия Америки ;)
А у меня там еще даже не очень твердо уверены, что Земля - шар...

> Вот и я не понял: почему это "склонность к канибализму" (в любом значении
> данного термина) вызывает у pебятни восхищение?

О! Сам бьюсь над этим вопросом: ну что может быть привлекательного в
механическом тиранозавре в натуральную величину? А дети пищат от
восторга...

>  AF> Пурга - она же метель - бывает, случается и в лесу. И еще как
>  AF> случается.
> Может быть. Вот только причем здесь "лесная"?

Ну... эпитет ;) Могла быть и степная. Для ритма требовалось прилагательное,
я и выбрал "лесную". Метель на городских улицах больше вызывает ассоциаций
с лесом: буйство стихии в почти что замкнутом пространстве.

>  AF> ЗЗЫ. Хотя, ты наверно все-таки обожди конца постинга. Чтобы
>  AF> не повторяться с багофичами типа метрической системы.
> Не получится: перечитывать потом не буду - влом.
> Скажу сpазу. Мне нpавится, как ты пишешь, но не нpавится, о чем. Романы не
> пишут ради разборок, ты ж понимаешь?       :)

Да нету там разборок. Почти. Hу пнул драконофилов - так ведь походя.
Роман-то совсем не о том...

> Может, тебя с Буркиным скpестить: его сюжет, твой язык? Хотя на счет Буркина
> не уверен, критикуемые за язык "Цветы" не читал.
> Может, попробуешь мои "Хроники" облечь в мясо? А то у меня времени только
> на диалоги хватает.    :(      Хоть я и стараюсь влить в диалоги максимум
> описания.  Но Буpкин для тебя пеpспективнее.          :)

Hе, я от соавторства пока воздерживаюсь. Мне бы самому научиться как
следует...

> Ой, и зачем я тебя похвалил? Вдруг теперь бросишь писать...      :)

От похвал не бросают ;) Вот когда наоборот...





Антон

--
[ http://afarb.nm.ru ]


--- ifmail v.2.15dev5
 * Origin: http://afarb.nm.ru (2:5020/400)
- RU.SF.SEMINAR (2:5010/30.47) --------------------------------- RU.SF.SEMINAR -
 Msg  : 249 из 316                          Scn                                 
 From : Anton Farb                          2:5020/400      Пон 23 Апр 01 12:08 
 To   : All                                                 Пон 23 Апр 01 18:59 
 Subj : "День Святого Никогда", часть третья [2/13]                             
--------------------------------------------------------------------------------
From: "Anton Farb" <anton@imf.zt.ua>
Reply-To: anton@imf.zt.ua

============================================================================
        Но  это  были  еще цветочки. Ягодки начались на втором этапе. Слова,
обретя  свободу  от смысловой нагрузки, стали маскировать звонкую пустоту за
собой,  размножаясь  делением.  Как свеча, помещенная между двумя зеркалами,
отбрасывает  бесконечное  множество  отражений, так одно событие или предмет
умудрялось  называться десятками разных слов, в результате чего чтение газет
превратилось  в  занятие сродни разгадыванию ребуса: пойди догадайся, что за
обтекаемой  формулировкой  "нестабильность  в  провинции"  прячется страшное
слово   "бунт",   а  "экономическая  напряженность"  означает  всего-навсего
очередное  вздувание  цен...  Подобная  синонимизация  терминов,  призванная
сгладить  углы  и  обернуть  неудобные  темы  мягким  войлоком  словоблудия,
существовала  всегда  -  как,  впрочем, и споры типа "много шума из ничего";
что  отличало  нынешние  процессы  словообразования,  так  это  их  поистине
космические масштабы.
        Разумеется,  рано  или  поздно количественные изменения обязаны были
перейти  в  качественные:  на третьем этапе инфляция слов привела к инфляции
реальности.  Первой  ласточкой  стало  упразднение  должности  бургомистра и
передача  власти  в Столице в руки так называемой Палаты Представителей. Кем
были  эти  представители,  кого они представляли, где заседали, что решали и
кто,  в  конце-то  концов,  отвечал  за  принятые  решения - было недоступно
пониманию  Феликса. Власть в Городе была, и это не вызывало сомнений. У кого
она  была  -  вот  в  чем  вопрос!  Решения - все те же слова, в большинстве
случаев  ничего  не  означающие  и  ничего  на  самом  деле  не  решающие  -
принимались   с   усердием,  вызывающим  уважение;  кем  они  принимались  -
оставалось  загадкой.  Еще  большей загадкой было то, зачем они принимались.
Читать  вестник Палаты Представителей (Йозеф, как чиновник третьего разряда,
был  обязан выписывать подобную макулатуру) было все равно что читать ответы
на   кроссворд,   которого   никогда  не  существовало.  Решения  загадочных
Представителей  напоминали  ответы  на  никем не заданные вопросы, и Феликсу
иногда  казалось,  что  если  Палата  и  существует,  то  находится она не в
ратуше,  а в приюте для душевнобольных, в то время как решения, законы, акты
и  процедуры уже давно научились принимать сами себя: количество отражений в
коридоре зеркал достигло того предела, когда надобность в свече отпадает.
        Реальность,  доселе  представлявшаяся Феликсу сложным, запутанным, а
иногда  безвыходным,  но все же вещественным и несокрушимым по природе своей
лабиринтом,  где  изредка  хулиганили  маги,  проделывая  в  стенках  мелкие
червоточины,  теперь на его глазах превращалась в нечто иллюзорное и шаткое,
как  замок Каринхале. А иллюзия не способна пережить своего создателя: когда
лысая,  как  коленка,  голова  безымянного  мага подпрыгнула и покатилась по
паркетному  полу, оставляя за собой шлейф водянистой черной жижи, реальность
-  пронизанный  янтарным  светом тронный зал, напоенный благовониями воздух,
инкрустированные  топазами  колонны  желтоватого  мрамора  -  сморгнула и на
какой-то  миг  подернулась маревом, как будто Феликс смотрел через костер; а
потом   в   лицо  ударила  волна  холодного,  сырого  воздуха,  и  затрещали
прогнившие  балки,  покосились  изъеденные временем своды, пропуская ручейки
серого  песка,  и  хрустнули  под  ногами чьи-то кости, а потолок подземелья
просел под тяжестью руин замка...
        Ну вот, опять!
        Феликс   сосредоточился  и  одним  рывком  выдернул  себя  из  омута
воспоминаний.  "О чем это я? - попытался вспомнить он. - Ах, да, об иллюзиях
и  их  создателях..."  Он  допил  остывший  кофе и промокнул губы салфеткой.
Йозеф  о  чем-то негромко шептался с Ильзой. Феликс деликатно отвернулся. "К
старости  память  должна  ухудшаться, - подумал он, - а у меня все наоборот.
Вместо  провалов  в  памяти случаются провалы в память. Чертовщина какая-то!
Если  так  пойдет  и дальше, то мне одна дорога - в частную клинику..." Мимо
воли  он  прислушался к озабоченному перешептыванию сына с невесткой. Трижды
упомянутое  слово  "адвокат"  (Йозеф  вполголоса,  чтобы не отрывать отца от
раздумий,  обсуждал  с  Ильзой  свои  планы  на  вечер)  навело  Феликса  на
тягостные мысли о сущности юридической бюрократии.
        Никогда  ранее  не  сталкивавшись  с  машиной правосудия Метрополии,
Феликс  не  мог  судить,  насколько  изменились ее механизмы после того, как
число   законов   Ойкумены  выросло  чуть  ли  не  втрое.  Но  если  процесс
обесценивания  слов  действительно  имел  место (а не был плодом воображения
слабоумного  старика),  то  он  был  инициирован  где-то в лабиринтах Дворца
Правосудия,  и  именно  это  здание  должно было стать центром паутины всего
этого  -  в  буквальном смысле - пустословия. Наглядным подтверждением такой
гипотезы  служил  поистине  идиотический,  пятый месяц подряд тянущийся и не
способный  до  сих пор вынести обвинение, временами смахивающий на балаган и
откровенно   бессмысленный  суд  на  Бальтазаром.  Утешало  только  одно:  в
отношении  этого  позорного  и  гнусного  судилища  у Феликса был повод хоть
что-нибудь  предпринять,  а  не  сидеть  сложа  руки  и  наблюдать,  как мир
превращается в сон.
        - Йозеф!
        -  Да,  папа?  -  откликнулся  Йозеф  из  прихожей.  Hа  нем уже был
непременный   котелок,   а   в   руках  -  зонтик,  служивший  чем-то  вроде
маршальского жезла в чиновничьей среде.
        -  Задержись на минутку, - сказал Феликс, поднимаясь со стула. - Мне
надо с тобой поговорить.
        - Но, папа... Я же опоздаю!
        -  Ерунда,  успеешь  ты на свою службу... - Феликс притворил дверь в
столовую и понизил голос. - Когда ты встречаешься с этим новым адвокатом?
        - Вечером, а что?
        - Я хочу с ним познакомиться.
        - Зачем?!
        - Затем. Хочу, и все. Можешь считать это моей причудой.
        - Но, папа...
        -  И  не  спорь.  Я  в  шесть часов буду у ратуши. К адвокату поедем
вместе.
        - Ох... - сдался Йозеф. - Тогда лучше в четверть седьмого.
        - Договорились.
        Феликс   закрыл  за  сыном  дверь  и  посмотрел  на  часы.  Половина
девятого.  Впереди  грозным  призраком  замаячили девять часов томительного,
душу  вынимающего  безделья,  одолеть  которое  не помогали даже философские
рассуждения  о глубинной зависимости степени пафоса в газетных заголовках от
повышения цен на продукты...
        -  Ой!  -  Тельма  выпорхнула из кухни с подносом на руках и едва не
налетела   на  Феликса.  Поднос  опасно  накренился,  но  Феликс  успел  его
подхватить. - Извините, пожалуйста...
        - Что это?
        - Бульон для Агнешки. Но госпожа Ильза просила...
        - Передай госпоже Ильзе, что я сам его отнесу, - сказал Феликс.
        "Всяко  лучше,  чем  философствовать..."  -  подумал  он  с грустной
усмешкой, взял поднос с чашкой бульона и стал подниматься по лестнице.



                                     2

        У  самой  двери он помедлил. Медлить уже вошло у него в привычку: он
завтракал  медленно,  и  газету  листал  неспешно,  и по лестнице поднимался
размеренно  и  не  торопясь  - и дело было вовсе не в одышке, как можно было
подумать;  одышка  -  пустяк, мелочи жизни, а главным его врагом, невидимыми
путами  спеленавшим  ноги  и  заставляющим  все  делать медленно, стало само
время.
        Привыкнув  к  стремительному мельканию дней в юности, он ожидал, что
с  возрастом,  как  это  следовало  из  рассказов старших, время еще сильнее
ускорит  свой  бег.  А  вышло  все в точности, да наоборот: дни, исполненные
тягучего,  муторного  ничегонеделания,  удлинялись  до  тех пор, пока каждый
прожитый  час  не  превращался  в  изнурительную  битву со временем. Убивать
свободное  время  Феликс  наловчился  не  хуже,  чем  чудовищ, и главным его
оружием  в  этой  бесконечной битве была новая привычка все делать медленно.
"Неправильный  я старик, - подумал он. - Все у меня не как у людей. И память
вместо  склероза  крепчает, и время отказывается лететь вольной птицей, и на
пенсии мне тошно... И кряхтеть толком не умею. Неправильный я старик!"
        Он  постучал  и  осторожно отворил дверь в агнешкину комнату. В носу
засвербило от резкого аптечного запаха.
        - Ты спишь?
        - Сплю, - тихо сказала Агнешка, не открывая глаз.
        -  Это хорошо, что ты спишь. - Удерживая поднос на вытянутых пальцах
одной  руки,  Феликс  по-балетному  выгнул спину и грациозным движением ноги
захлопнул  за  собой  дверь.  -  Кушать  подано,  сударыня,  -  сказал  он с
французским прононсом.
        Агнешка  захихикала.  Феликс,  заложив  левую  руку  за спину и неся
поднос высоко над головой, важно прошествовал к кровати.
        - Изволите выпить бульон сейчас или пускай остынет?
        - Пускай остынет.
        -  Как  вам  будет  угодно,  -  Феликс низко поклонился. Позвоночник
треснул,  как  сухая  ветка.  Потешно  выкатив глаза, Феликс взял, оттопырив
мизинец,  чашку  с  бульоном  и  бережно  поставил ее на столик у кровати. -
Какие  еще  будут  пожелания? - не разгибаясь спросил он, двумя руками держа
поднос перед грудью и подобострастно глядя на внучку.
        - Hикаких.
        -  Вот  и  славно!  - Он отложил поднос, завел руки за спину, уперся
кулаками  в  поясницу  и с громким хрустом выпрямился. - Что-то твой дедушка
совсем заржавел... А где стул?
        - У окна.
        -  Ага...  Слушай,  а  может, его открыть? Окно? Свежий воздух и все
такое прочее... Весна на дворе! А? Ты как, не против?
        - Не получится, - покачала головой Агнешка.
        - Это еще почему?
        - Заколочено. Этот новый доктор думал, что у меня пьет кровь вампир.
        Феликс  оторопел.  Он  машинально  подергал  оконную  раму и пощупал
пальцами  гирлянду  цветов,  укрепленную  на  карнизе  для  штор. "Чеснок, -
определил он. - Самый настоящий чеснок!"
        - Бывают же на свете такие кретины, - с чувством произнес он.
        Агнешка опять хихикнула.
        - Мама его уже выгнала, - поделилась она.
        -  И  правильно  сделала... Вампир! Это ж додуматься надо! - все еще
не  мог  прийти  в  себя  Феликс. - Сегодня же попрошу Освальда выкинуть эту
дрянь и открыть окно. Чеснок! Что за идиот!
        Переставив  стул  от окна поближе к кровати, Феликс тяжело опустился
на него, вздохнул и провозгласил:
        - Откуда такие только берутся?
        -  Да ладно, деда, - вступилась Агнешка. - Он хотел как лучше. Он же
доктор!
        -  Болван он, а не доктор. Знаешь, почему вампиры так долго живут? В
смысле, не умирают?
        - Почему?
        -  Да  потому  что  от героев держатся как можно дальше! А в Столице
вампир  и  пяти  минут бы не прожил! Ему бы тут мигом осиновый кол в грудину
забили...  Я  бы  и  забил, объявись он возле моего дома. Нет, все это бред.
Просто  доктор  твой - дурак, вот и выдумывает невесть что... Хоть бы у меня
спросил, тоже мне, специалист по вампирам. Чеснок он развесил!
        - А что, про чеснок - это выдумка, да?
        -  Почему  выдумка?  Носферату  он отпугнет. Инкуба - вряд ли, разве
что  молодого.  Ну  еще бруксу там, лугата какого-нибудь, альпа или мурони -
запросто.  А  вот  асанбосам, или экимму, или утукку - плевать они хотели на
чеснок.  Упыри,  Агнешка,  они  ведь  разные  бывают. И к каждому нужен свой
подход. Я в них не очень разбираюсь, а вот, скажем, Сигизмунд...
        - Деда... А ты мне книжку почитаешь?
        - А ты бульон выпьешь?
        - Ох... Куда я денусь? - вздохнула Агнешка.
============================================================================





Антон

--
[ http://afarb.nm.ru ]


--- ifmail v.2.15dev5
 * Origin: http://afarb.nm.ru (2:5020/400)
- RU.SF.SEMINAR (2:5010/30.47) --------------------------------- RU.SF.SEMINAR -
 Msg  : 250 из 316                          Scn                                 
 From : Anton Farb                          2:5020/400      Пон 23 Апр 01 12:08 
 To   : All                                                 Пон 23 Апр 01 18:59 
 Subj : "День Святого Никогда", часть третья [4/13]                             
--------------------------------------------------------------------------------
From: "Anton Farb" <anton@imf.zt.ua>
Reply-To: anton@imf.zt.ua

============================================================================
        "Мне?  Мне хорошо. Это-то и плохо, что мне хорошо. Мне, старику, чья
жизнь уже позади. Мне - хорошо..."
        -  Нет, Патрик. Все в порядке. Я просто задумался. - От слов саднило
горло. Язык ворочался с трудом.
        - Вы плохо выглядите, - озабоченно сказал Патрик.
        - Правда? Это пройдет. Я не выспался. Вот и...
        - Вы очень бледный.
        - Это пройдет, - настойчиво повторил Феликс, разглядывая Патрика.
        Последний  раз  они виделись на похоронах Абнера. Голова юноши тогда
была  еще  забинтована, и Феликс запомнил, как дергалось его правое веко при
каждом  ударе лома о мерзлую землю. Сейчас бинтов уже не было, и Феликсу был
виден  тонкий  белый  шрам,  пересекающий лоб и правую бровь Патрика. Правый
глаз  так  и  остался  кривым: внешний уголок века был опущен, словно Патрик
все  время  щурился,  и  Феликс, осматривая стоящего перед ним полузнакомого
парня,  то  и  дело возвращался к этому увечью, не забывая отмечать краешком
сознания,  что  за  минувшее  время  Патрик заметно похудел - черты лица его
заострились,   и   щеки   казались   впалыми,  но  это  не  было  признаками
болезненного  недоедания,  напротив,  Патрик  выглядел  возмужавшим  и  даже
окрепшим  -  худым и жилистым, как молодой леопард. Такое впечатление только
усиливалось  тем,  что  присущая  ему  от  природы кошачья гибкость движений
теперь  обрела некую завершенность в виде расслабленной осанки опытного и ко
всему  готового бойца и холодного, равнодушно-внимательного взгляда, который
из-за вечно прищуренного века казался еще и оценивающим.
        Патрик выглядел опасным.
        -  Это  чепуха,  -  сказал  он, прикоснувшись к окривевшему глазу. -
Вижу  я  нормально, а шрам меня не беспокоит. Женщинам даже нравится. Что-то
вроде  визитной  карточки,  -  улыбнулся  он вдруг так светло и открыто, что
Феликсу   на   мгновение   показалось,   что   перед  ним  снова  стоит  тот
жизнерадостный  русоволосый  ирландский  мальчик,  который  больше  всего на
свете  любил  подшучивать над дядей и двоюродным братом. Впечатление длилось
всего секунду и рассеялось без следа.
        -  Я рад тебя видеть, - сказал Феликс и потрепал Патрика по плечу. -
Я очень рад тебя видеть, - повторил он.
        - Как Агнешка?
        - Как всегда, - сказал Феликс. - Не будем об этом, хорошо?
        -  Хорошо, - понимающе кивнул Патрик, и они вместе двинулись вниз по
улице.
        -  Постой,  -  вдруг сообразил Феликс. - А ты как здесь очутился? Ты
меня искал? Что-то случилось?
        -  Да,  я  вас искал, и нет, ничего не случилось. Точнее, случилось,
но   давно.  Феликс,  я  хочу,  чтобы  встретились  с  одним  человеком.  Не
спрашивайте  меня ни о чем, пожалуйста. Просто поедемте со мной, хорошо? Это
не  отнимет  у вас много времени. Я мог бы сам рассказать, но лучше, если вы
услышите все от очевидца. Вы сейчас не очень заняты?
        -  Совсем не занят, - недоуменно сказал Феликс. - Патрик, что это за
игра в шпионов?
        - Это не игра. Вы скоро все сами поймете. Быстрее, вон омнибус!
        Омнибус  пришлось  догонять. Было что-то около девяти утра - час пик
в  самом разгаре: в это время сотни лавочников, достаточно зажиточных, чтобы
обитать  в  Верхнем Городе, и слишком прижимистых, чтобы ездить в пролетках,
забивали  муниципальные  транспорт  под  завязку,  и переполненные омнибусы,
доставляющие  добропорядочных бюргеров к месту работы на другом берегу реки,
даже  и  не  думали останавливаться, чтобы подобрать еще парочку пассажиров.
Патрик  легко,  почти  не  касаясь  земли,  догнал  неповоротливый  омнибус,
вскочил  на  подножку, распихав озлобленно пыхтящих пассажиров, ухватился за
ременную   петлю  и  свесился  наружу,  протянув  руку  Феликсу.  Феликс,  с
колотящимся  сердцем  и сладкой, полузабытой мышечной болью в икрах, на бегу
протянул  руку Патрику и был буквально вдернут в омнибус, мимолетно пожалев,
что   пробежка   оказалась   такой   короткой.   Бег   -  быстрый,  летящий,
самозабвенный,  с  ветром  в  лицо  и острой болью в боку - вот что ему было
надо! Бежать куда глаза глядят - вот чего он хотел все это время...
        -  Куда  прешь,  дедуля?!  -  гавкнул  краснорожий  детина в военной
униформе.  -  Не  видишь,  что  места  нету? - выразил он мнение всех прочих
потных,  злых  и  утрамбованных до свирепости пассажиров, за что моментально
схлопотал две увесистые оплеухи от Патрика.
        -  Рот  закрой,  вояка!  -  негромко,  но внушительно сказал Патрик,
после  чего  он и Феликс смогли почти беспрепятственно пробраться к винтовой
лестнице  и  подняться  на  крышу омнибуса, где было посвободнее и даже были
пустые  сидячие места (проезд на втором, открытом этаже омнибуса стоил в два
раза  дороже).  Расплатившись  с  кондуктором,  они  заняли сиденья у левого
бортика,  об который снаружи похлопывал криво подвешенный рекламный щит. Что
он призывал покупать, Феликсу видно не было...
        -  Лихо  ты  его,  -  сказал он Патрику тоном, в котором при желании
можно было различить нотки как одобрения, так и осуждения.
        -  А  по-другому нельзя, - пожал плечами Патрик. - Уж поверьте моему
опыту. С этим быдлом надо обращаться как... как с быдлом. Иначе - затопчут.
        -  Может, ты и прав, - рассеянно сказал Феликс и украдкой сунул руку
за  пазуху,  поправив  пришитую к подкладке петлю, в которой была закреплена
дубинка  из  шкуры  носорога.  Если  бы  не  лихость  Патрика,  краснорожему
солдафону  досталось  бы на порядок сильнее. - Погоди, а какому опыту? Ты же
мне так и не сказал, где работаешь!
        -  Я не работаю... - поправил Патрик. - Я служу. Знаете, как собачки
служат?  Вот  и  я служу. Сторожевым псом. Охраняю одного фабриканта. Личный
телохранитель,  слыхали  про  такую  должность?  Платят  недурно,  работа не
пыльная, и опыта в обращении с быдлом набрался уже по самое не хочу.
        - На кой ляд фабриканту телохранитель?
        -  Для  престижу.  Лестно иметь несостоявшегося героя в роли личного
холуя.  Его  я  на  работу  провожаю, сынишку из гимназии забираю, дочуркину
невинность  оберегаю,  ухажеров ее отпугиваю. Ну и супругу его... гм... грех
хозяину рога не наставить, верно? - с циничной ухмылкой сказал Патрик.
        Феликс поперхнулся.
        - Ну и ну! - сказал он. - Хорошо хоть супругу, а не дочурку!
        - Да она соплюха еще...
        -  Это  у  вас  что,  семейное?  От дяди передалось? Бабники, как на
подбор! - ляпнул, не подумав, Феликс.
        Патрик  замолчал  и  стал глядеть, как проплывают за бортом омнибуса
огромные   кусты  сирени  в  пышных  садах  Старого  Квартала.  Запах  стоял
одуряющий.  Высокие  каштаны,  еще  недавно увенчанные белыми пирамидальными
свечками,   сейчас  щедро  осыпали  тротуары  зелеными  шипастыми  шариками.
Кое-где,  обманутые  погожими  и чрезмерно солнечными даже для мая деньками,
робко  начинали  цвести  акации.  Утреннее,  слегка заспанное солнце играючи
одолевало  ночную свежесть, и уже к полудню зной в Столице сможет потягаться
с  летним;  и  если бы не отсутствие галдящей детворы на улицах и тополиного
пуха  в  воздухе,  лето можно было бы считать окончательно вступившим в свои
права.  "За  тополями  дело  не  станет,  -  подумал Феликс, - а вот дети...
Говорят,   закрыли  уже  половину  гимназий.  Какой-то  кошмар.  Бесконечный
кошмарный сон, и я никак не могу проснуться!"
        -  Знаете,  а  ведь  он  мне  никакой  не  дядя, - неожиданно сказал
Патрик, мазнув по Феликсу своим оценивающим, с прищуром, взглядом.
        - Да?
        -  Да.  Он  меня  в  Дублине подобрал. Я у него кошелек срезал, а он
меня  обедом  накормил.  И  спросил,  не  нужен  ли  мне  дядя и брат. Я еще
подумал,  что  он...  ну,  знаете...  а  оказалось,  что он герой. Я тогда в
третий  раз  попался. Отведи он меня в префектуру - отрубили бы руку. Он для
меня...  он  даже  больше,  чем отец. Он для меня все. А я его даже папой ни
разу не назвал.
        Феликс взял его за руку и крепко стиснул.
        - Мы его вытащим, Патрик. Мы его обязательно вытащим.
        - Да. Обязательно, - по слогам повторил Патрик.
        Феликс отпустил его и спросил:
        - Так куда мы все-таки едем?
        - К Готлибу.
        - Не рановато?
        - В самый раз. Она будет ждать нас там.
        -  Она?  "Один  человек",  да? Патрик, ну что за игры! - не выдержал
Феликс. - Ты можешь сказать, кто такая она и почему я должен ее слушать?
        - Помните Марту?
        -  Э-э-э... - напрягся Феликс. - Совершенно не помню, - признался он
после короткого раздумья.
        -  Горничная  Бальтазара.  Новенькая.  Вы ее видели в День Героя. Вы
тогда к нам приходили, помните?
        - Такая... с оборочками?
        - Она самая, - кивнул Патрик. - Она теперь официантка у Готлиба.
        -  Нормальный  этап  жизненного  пути,  -  улыбнулся  Феликс.  - Все
горничные  Бальтазара  рано  или  поздно становились официантками у Готлиба.
Потому-то Бальтазар терпеть не мог этот кабак...
        -  Я  недавно ее там встретил. И она мне кое-что рассказала. Я хочу,
чтобы вы услышали это от нее. Потерпите еще немножко, Феликс.
        - Ладно, уговорил. Давно я Готлиба не видел...
        Омнибус  выехал  на набережную и резво покатил вдоль реки. Навстречу
ему  проносились  легкие ландо и фиакры заступающих на работу извозчиков. От
пестрой,  в  мелкой  ряби  солнечных  бликов реки пованивало гнилью. Омнибус
приближался  к  Цепному мосту, и в посадке головы Патрика внезапно появилась
вполне  объяснимая скованность, как будто у юноши свело спазмом мускулы шеи.
Чтобы  отвлечь  собеседника  от  болезненных  воспоминаний, Феликс попытался
обратить  его внимание на ставший притчей во языцех долгострой на том берегу
реки:
        - Как по-твоему, что же они все-таки строят?
        Над  этим вопросом горожане ломали голову начиная с конца февраля. О
нем  судачили  в  каждом  доме, выдвигая гипотезы и строя предположения одно
невероятнее  другого:  огромный котлован, вырытый на пустыре, образовавшемся
после  пожара, сгубившего четыре квартала Нижнего Города, тем временем успел
смениться  не  менее  огромным и массивным фундаментом, на котором принялись
стремительно   нарастать   стены.   К  концу  мая  загадочное  строение  уже
обзавелось   скелетом  крыши.  По  форме  здание  не  напоминало  ничего  из
виденного  Феликсом ранее, а видел Феликс немало; да и саму форму разглядеть
было  проблематично  из-за  деревянной опалубки, колючим наростом облепившей
нововозведенные  стены.  Размеры же строения наводили на мысли об амбаре для
скота, увеличенном в раз эдак в десять.
        -  Хтон  его  знает,  - хмуро ответил Патрик, взглянув на щетинистый
силуэт стройки, где уже копошились на лесах рабочие.
        -  В  три  смены работают, - поделился наблюдением Феликс. - Шустро,
ничего  не  скажешь.  За пару месяцев такую махину отгрохать... Йозеф как-то
попытался разузнать в архивах ратуши, кто все это оплачивает.
        - Ну и? - заинтересовался Патрик.
        -  "Частный  подрядчик,  пожелавший сохранить инкогнито". Hо согнать
сюда  каменщиков со всей Метрополии - удовольствие не из дешевых... Какой-то
нувориш развлекается, не иначе.
        Выехав  на  Цепной  мост, омнибус сбросил скорость, пропуская вперед
усиленный   конный   патруль,  укомплектованный  одним  констеблем  и  двумя
уланами.   За   патрулем,   мелко  семеня  скованными  ногами,  бежали  трое
арестантов  в  ошейниках,  пристегнутых к седлам уланов. Внешности арестанты
были самой что ни на есть уголовной.
        -  Парадокс,  -  сказал Патрик. - Чем больше их ловят, тем больше их
появляется. Как тараканы. Откуда они только повылазили?
============================================================================





Антон

--
[ http://afarb.nm.ru ]


--- ifmail v.2.15dev5
 * Origin: http://afarb.nm.ru (2:5020/400)
- RU.SF.SEMINAR (2:5010/30.47) --------------------------------- RU.SF.SEMINAR -
 Msg  : 251 из 316                          Scn                                 
 From : Anton Farb                          2:5020/400      Пон 23 Апр 01 12:08 
 To   : All                                                 Пон 23 Апр 01 18:59 
 Subj : "День Святого Никогда", часть третья [6/13]                             
--------------------------------------------------------------------------------
From: "Anton Farb" <anton@imf.zt.ua>
Reply-To: anton@imf.zt.ua

============================================================================
        -   Кухня   откроется  только  через  час,  -  в  тон  ему  ответила
официантка.  -  Пока  могу  предложить бутерброд с ветчиной на ржаном хлебе.
Или холодные сосиски.
        -  Опять всухомятку... - скривился Патрик. - Ладно, неси! И поживей!
-  добавил  он.  -  Ну  почему все бабы такие необязательные? - спросил он у
Феликса.
        Феликс пожал плечами и подтянул к себе блюдечко с арахисом.
        - Ты куда-то торопишься? Вот и я нет. Обождем до одиннадцати.
        Одновременно   с   заказанным   пивом   в  кабаке  появились  первые
посетители:  трое  кряжистых  цеховиков, очевидно - с ночной смены, привычно
оккупировали  угловой  столик,  и  сразу  после них в кабак ввалились пятеро
молодчиков  с  повязками  добровольной  дружины. Официантка грохнула на стол
кружки  с  пивом  и  тарелки  с бутербродами и сосисками и поспешила к новым
клиентам, но Феликс удержал ее за локоток.
        - А где Готлиб?
        -  Хозяин  в  конторе,  -  сказала  брюнетка,  легко освобождаясь от
захвата  и  устремляясь навстречу жаждущим пива молодчикам. Дружинники тоже,
по  всей  видимости,  только  что  сменились  с ночного патрулирования, но в
отличие  от  цеховиков,  не проявляли никаких признаков усталости: гоготали,
стучали по столу и громогласно требовали подать "всего и побольше!"
        -  Ишь  ты,  - задумчиво сказал Феликс, глядя, как ловко управляется
официантка  с  пытающимися облапать ее молодчиками. - В конторе... Ты можешь
себе представить Готлиба - и в конторе?!
        -  Могу,  -  сказал  Патрик  с  набитым  ртом.  -  Я все теперь могу
представить.
        Феликс  отхлебнул  бархатное  пиво  и  отправил в рот пару маленьких
сухариков  из черного хлеба, какими было заполнено другое блюдечко. Сухарики
оказались  солеными,  и  с  пивом пошли просто замечательно. А ведь на столе
было  еще  и  третье  блюдце,  с  соленой  же соломкой! "Положительно, новый
уровень  обслуживания у Готлиба достоин всяческих похвал!" - подумал Феликс,
смакуя холодное пиво.
        Официантка  тем  временем  приняла  и выполнила заказы дружинников и
цеховиков,  и  мимоходом  заменила  опустевшую  кружку  Бертольда на полную.
Сделала  она  это напрасно, так как тем самым привлекла к старику совершенно
излишнее  внимание  со  стороны  веселых  молодцев  с  повязками на рукавах.
Молодцы  притихли, окунув носы в пивную пену, а потом принялись с загадочным
видом  перешептываться  и  перепихиваться  локтями, бросая многозначительные
взгляды в сторону вечно пьяного героя.
        Покончив  с  сосисками, Патрик исподлобья посмотрел на дружинников и
вонзил крепкие зубы в бутерброд с ветчиной.
        -  Расслабься,  -  сказал  ему  Феликс. - Мальчики просто никогда не
видели  живого  героя.  А  Бертольда  здесь никто в обиду не даст, как-никак
постоянный клиент...
        -  А  вы,  -  сказал  Патрик,  ковыряя  в  зубах зубочисткой в форме
миниатюрной  рапиры,  -  вы  могли  бы  себе  представить... ну, скажем, год
назад, что героя придется не давать в обиду каким-то мордоворотам?
        -  Не  мог,  -  честно  сказал  Феликс.  - Но что поделаешь? Времена
меняются...  - от лицемерной напыщенности этих слов его самого перекосило. А
Патрик, так тот вообще скривился до неузнаваемости.
        -  Времена  меняются...  -  повторил  он кисло. - Странно они как-то
меняются.   В   странном  направлении.  Я  недавно  листал  книжонку  одного
новоявленного  оккультиста.  Интересную  теорию  вычитал. Оказывается, кроме
нашего  мира  есть  и  другие - невидимые сферы, наполненные Злом. Сферы эти
соприкасаются  с нашим миром. А маги, будто атланты, держали эти самые сферы
на своих плечах. Как эти... как же их... громоотводы.
        - Как что?
        -  Ну  знаете  -  такие  железные штыри, которые притягивают молнии.
Недавно  в газетах писали про опыты с молниями... Ну так вот. Маги принимали
на  себя  все  Зло  из невидимых сфер, и не выпускали его в наш мир. А герои
уничтожили  магов и выпустили Хтона на волю. Ничего себе теория, а? Во всем,
оказывается, виноваты герои...
        Феликс допил пиво и задумчиво сказал:
        - В этом что-то есть...
        - Да ну?
        -  Оккультист  этот,  конечно,  дурак дураком, но общую тенденцию он
уловил.  Если  Зло  действительно  приходит  в  мир  извне,  то именно герои
сдерживали  его. Но... Мы затыкали дыры в плотине, иногда - своими телами, и
не  замечали,  что  стоим  уже  по пояс в трясине. Потом напор с той стороны
иссяк,  а  трясина  превратилась  в  зыбучую  топь. Вот нас и засосало в эту
мерзость...
        -  Мерзость, - повторил Патрик. - Хорошее слово. Меткое. Но мерзость
не терпит инородных предметов. Смотрите!
        Пока  Феликс и Патрик искали причины внезапно зародившейся неприязни
обывателей  к  героям,  неприязнь  сия проявила себя на практике. Молодчики,
подхватив  кружки  с  пивом,  все вместе пересели за стол Бертольда, окружив
согбенного  старика с обеих сторон и фамильярно обняв его за плечи. Бертольд
обвел новоявленных соседей осоловелым взглядом и вернулся к своему пиву.
        -  А  скажи-ка  нам,  дедушка,  как  тебя  зовут?  -  начал  один из
молодчиков, судя по всему - заводила.
        Старик  поставил  кружку,  вытер  трясущейся  ладонью  рот  и сказал
сиплым, насквозь испитым голосом:
        - Бертольд.
        -  Бертольд!  -  восхитился  заводила.  - Ну надо же! А поведай нам,
уважаемый Бертольд, как твоя фамилия?
        -  Черный.  Бертольд  по  прозванию Черный! - мрачно ответил старик.
Его  вечно  грустные  темные глаза под косматыми бровями грозно сверкнули, и
заводила, натолкнувшись на этот взгляд, подавился следующим вопросом.
        Инициативу  подхватил  один  из  его  соратников по патрулю - тот, к
которому Бертольд повернулся затылком.
        -  По  прозва-анию,  - передразнил он старика. - Мы тебя про фамилию
спрашиваем.  А?  Чего молчишь, старик? - начал заводиться он. - Нет фамилии?
Ну  конечно,  ты  же  герой,  герои  фамилий  не  носят.  А скажи нам, герой
Бертольд  по  прозванию  Черный, откуда ты родом? Родина у тебя есть, герой?
Или  тоже  нет?!  А  может,  ты просто выродок? Ни родины, ни фамилии у тебя
нет... Точно, ребята, он выродок!
        Дожидаться  окончания  столь занимательной беседы Феликс и Патрик не
стали.  Из-за  стола  они  поднялись  одновременно.  Молодчики  встретили их
радостными ухмылками.
        -  Hу? - сказал заводила, предвкушая традиционный обмен любезностями
вроде  "шли  бы  вы  отсюда  подобру-поздорову" - "а вы кто такие, чтобы нам
указывать?",  и  так  далее  по  шаблону  "мы  драться  не хотим, но если вы
настаиваете..."  Hо  подобные  диалоги всегда напоминали Феликсу о петушиных
боях,  перед  началом которых петухи обязательно распускали как следует свои
хвосты - а Феликсу никогда не нравились петушиные бои.
        Заводилу  он  ударил  ногой  в челюсть, и этот удар оборвал что-то в
нем  самом.  Что-то  очень тонкое и очень туго натянутое - до того туго, что
когда оно наконец оборвалось, Феликс почувствовал облегчение.
        Патрик  дрался молча. Бертольд ограничился тем, что ткнул пальцами в
глаза  молодчику,  распространявшемуся  о выродках, и молодчик упал на пол и
взвыл,  а  Бертольд  принялся  выковыривать зубочисткой кровь из-под ногтей.
Феликсу  пришлось  несколько тяжелее, чем он предполагал: заводила оправился
от  нокаута  быстрее,  чем следовало, а оставшийся на долю Феликса дружинник
стоически  перенес  удары  по  печени,  в  подвздошную  кость и в висок, чем
вынудил   Феликса  взяться  за  дубинку.  Заводилу  окончательно  утихомирил
Патрик,  споро  уложивший  на  чисто  вымытый  пол  двух своих оппонентов, а
Феликс   в  тщетной  попытке  не  отставать  от  молодежи  подсечкой  уронил
ударопрочного  дружинника  мордой  в  стол,  вытянул  его гибкой дубинкой по
почкам  и  занес  утяжеленное  свинцом  оружие  высоко  над  головой,  чтобы
опустить  его  на  коротко стриженный затылок - но удара не получилось: рука
словно угодила в капкан.
        -  Совсем озверел? - Хватка и голос у Готлиба остались старые, как у
медведя, а вот пузо и лысина увеличились вдвое против прежнего.
        -  Озвереешь  тут...  -  выдохнул  Феликс и позволил бесчувственному
телу  дружинника соскользнуть со стола. Все трое подопечных Патрика, включая
заводилу,  лежали  не  шевелясь.  У  любителя потрепаться о выродках из глаз
текла кровь.
        -  Янис!  Где  тебя  черти  носят!  -  заорал Готлиб на явившегося к
шапочному   разбору   вышибалу,   в   котором   Феликс  с  удивлением  узнал
раздобревшего  сверх  всякой  меры  одного  из  троих близнецов, учившихся в
одной  группе  с Патриком и Себастьяном. - Позаботься об этих... Кого надо -
в больницу, остальных просто вышвырни на улицу. И в темпе!
        -  Здрасьте,  Феликс,  -  вежливо  сказал  Янис. - Привет, Патрик, -
кивнул он, взваливая на плечо первое тело.
        - Он что, из твоих? - нахмурился Готлиб.
        -  Ага.  Янис,  а  где твои братья? - спросил Феликс, когда вышибала
вернулся за вторым грузом.
        -  Домой поехали. А я остался, - прокряхтел Янис, сгибаясь под весом
едва не прибитого Феликсом здоровяка. - Вот, работаю тут...
        -  Бездельничаешь ты, а не работаешь! - прикрикнул на него Готлиб. -
Пошли, Феликс, он и без нас управится. Hу-ка, покажи свою дубинку...
        Они  втроем  вернулись  за  свой столик и Готлиб распорядился подать
еще пива, за счет заведения.
        -  Да,  вот  это  вещь!  -  одобрительно  прищелкнул  языком Готлиб,
сворачивая  гибкую  дубинку  в  бараний рог. - Из сьямбока сделал? - уточнил
он,   разумея  длинный  хлыст  из  слоновьей  (или,  как  в  данном  случае,
носорожьей) шкуры, каким жандармы Йоханнесбурга пользуются вместо дубинок.
        - Угу, - кивнул Феликс. - Укоротил слегка, ну и грузик вложил.
        -  Соображаешь...  -  оценил  Готлиб, похлопав дубинкой по ладони, и
неожиданно попросил: - Подари, а?
        - Зачем?! - искренне изумился Феликс.
        -  Да  Янис этот, дуболом деревенский, каждую неделю деньги на новую
палку  клянчит.  Об  кого  он  их  только  ломает?  А эта гибкая, ее надолго
хватит...
        -  Даже  так?  А  я  было подумал, что к тебе теперь ходят приличные
люди. Скатерки, цветочки...
        -  Днем-то  оно  да.  В  обеденный перерыв особенно. А вот под вечер
такая  шваль набегает... - горестно вздохнул Готлиб. - Приличные люди ко мне
раньше  ходили.  Герои,  слыхал про таких? А теперь, видать, брезгуют, вот и
тебя  я  уже  сто  лет не видел... Короче, - грозно нахмурился он. - Дубинку
даришь или нет?
        -  Дарю,  конечно,  что за вопрос? - пожал плечами Феликс. - Тебе же
для дела надо...
        -  Тогда  сиди  здесь  и  никуда не уходи. Я скоро вернусь, - сказал
Готлиб, извлекая свой объемистый живот из-за стола.
        Патрик проводил его взглядом, глотнул пива и сказал задумчиво:
        -  Интересную  вещь  я  подметил.  Вроде  бы  герои всю жизнь учатся
сдерживаться,  не убивать, так? Так почему же, когда их... прорывает, они не
могут остановиться?
        Феликс  помрачнел. Hеприятный осадок от эпизода с дружинником только
начинал ложиться на душу, а слова Патрика его уже взбаламутили.
        -  Понимаешь,  Патрик... Если мистер Дарвин прав, и все мы произошли
от  обезьян,  тогда  в каждом человеке обязательно живет зверь. Обычные люди
делают  вид,  что никакого зверя внутри нет; подонки так часто выпускают его
на  волю,  что  он  давно  пожрал их самих; а герои своего зверя дрессируют.
Дрессированный  зверь  много опаснее дикого - как волкодав опаснее волка; но
если уж волкодав взбесится...
============================================================================

До завтра!




Антон

--
[ http://afarb.nm.ru ]


--- ifmail v.2.15dev5
 * Origin: http://afarb.nm.ru (2:5020/400)
  

Предыдущая Список сообщений Следующая


Скачать в виде архива




Русская фантастика > ФЭНДОМ > ФИДО >
ru.fantasy | ru.fantasy.alt | ru.ludeny | ru.mythology | ru.sf.bibliography | ru.sf.news | ru.sf.seminar | su.books | su.sf&f.fandom
Русская фантастика > ФЭНДОМ >
Фантастика | Конвенты | Клубы | Фотографии | ФИДО | Интервью | Новости
Оставьте Ваши замечания, предложения, мнения!
© Фэндом.ru, Гл. редактор Юрий Зубакин 2001-2021
© Русская фантастика, Гл. редактор Дмитрий Ватолин 2001
© Дизайн Владимир Савватеев 2001
© Верстка Алексей Жабин 2001